Павел Степанович смотрит на ясное, почти благостное лицо Сатина у штурвала, на ревностные движения матросов, укладывающих снасти и вымбовки, на боцмана, подводящего железную цепь рустова к поднятому из ила разлапому плехту, и ощущает: все сейчас счастливы на корвете. Но он своего счастья и любви к морскому товариществу не должен выказывать. Он – командир корабля под андреевским флагом…
В море он скрывает волнение суровой требовательностью:
– Грязновато-с на палубе, мичман. Распорядитесь сделать большую приборку. Медь надраить.
Не только Лазарев, но и Кодрингтон выходит поглядеть, как "Наварин" будет убирать паруса и становиться на якорь после первого плавания с русским экипажем. У нового командира корвета много завистников-недругов, и ещё больше среди офицеров обеих эскадр скептиков, спешащих согласиться, что щегольской уход Нахимова был случайной удачей.
Но Павел Степанович возвращается в Лавалетту, трижды проделав манёвр постановки на якорь у других рейдов острова. И сначала все видят корвет одетым парусами до бом-брамселей. Он режет волны чуть кренясь, как гордый гигантский лебедь. Будто на нём совсем нет людей, и кажется, что командир запаздывает с манёвром.
Но в таком обманывающем появлении есть сознательный замысел лихого капитана. Внезапно, перебивая шум работы в доках, прорезает воздух свисток. И мгновенно оседают паруса, мгновенно появляются в снастях торопливые фигурки. Потом белые крылья совсем исчезают, бухает в воду стопудовый плехт, и на корме, под неулёгшейся пеной, взвивается флаг Российского военного флота.
– По хронометру рассчитывает время манёвра Павел Степанович! восхищается Лазарев. – Вот-с, ученик превосходит учителя…
Ещё три дня эскадра наблюдает, как "Наварин" одевается парусами. Такой быстроты и точности в отдаче и закреплении парусов, такого проворства матросов на русской эскадре ещё не видали.
Адмирал Кодрингтон поздравляет Гейдена с прекрасной мыслью создать образцовое учебное судно.
– Вы собрали с экипажей ваших лучших моряков, граф? Мудро. А наши лорды Адмиралтейства только пишут проекты в пользу подобного начинания.
Гейден отмечает эту фразу в своей памяти для доклада царю. Она очень кстати после неприятного возмущения на "Александре Невском". Но чтобы любознательный Кодрингтон не обнаружил истины в подборе команды "Наварина", он в тот же день отправляет Нахимова в крейсерство.
– Счастливого плавания! – жмёт руку Павла Степановича Лазарев. – Я с вами не расстаюсь. И дальше будем служить вместе.
Дни идут, складываются в недели и месяцы. Корвет посещает Патрасский залив – широкое тихое озеро, составляющее прихожую Коринфского залива. Моряки свыкаются с зелёными горами и снежными вершинами. Много раз скользит послушный корабль через узкие ворота – эти малые Дарданеллы – в залив. Здесь у острова Оксия 6 октября 1571 года дон Жуан Австрийский уничтожил двести турецких кораблей. В великом сражении Востока с Западом лейтенант Мигель Сервантес де Сааведра потерял руку и начал горькую жизнь писателя[53]
. А там, за архипелагом островов и голубых лагун, городок Миссолонги, в котором закончилась бурная жизнь другого гения человечества – Байрона.В записях шканечного журнала штурман отмечает пеленги Капагросса и мыса Матапан, против которого сплошным каменным забором стоят опасные кораблям отвесные голые скалы. В записях много якорных стоянок – Навплии, Наполи ди Романья, где на голубом небе грозно выступают зубцы стен и башен, узорчатая венецианская каланча и пирамидальная гора Паламида.
Все ветры обдувают корвет у берегов древней Эллады. Надо держать людей наготове, потому что вихрь с лилово-розовых хребтов падает внезапно, как бешеный зверь рвёт снасти; потому что так же внезапно может налететь тремонтана-негра, и тогда берега скроются в густых облаках, небо станет чернильно-чёрным и исчезнет линия горизонта под ливнем. Или небо будет белёсым, колюче-холодным, и буря с рёвом нагонит снежную метель.
А знойный душный сирокко, что вызывает на ссоры, натягивает нервы, как струны, или делает людей вялыми?! А проливные дожди, когда командиры и матросы мокнут до последней нитки, – дожди, которые заливают водой все помещения корабля!
Плавание редко бывает праздничным. Плавание – суровые рабочие будни. Даже в дни, когда море расстилается, как нежно-синий бархат, а сухой левантийский ветер приносит с берега ароматы фруктовых садов и лесов, моряки трудятся. С утра, как только матросы уберут койки, позавтракают и скатят палубу, назначается обязательное купание, потом учение на шлюпках, или у орудий, или в парусах. Весь корабль ежедневно проветривают, просушивают, моют, подкрашивают, чинят.
Командир строг и непреклонно требует жизни по расписанию. Но между тем матросы и офицеры одинаково довольны друг другом. Павел Степанович однажды замечает, что на баке поёт Сатин и песня его, несмотря на горькие слова, звучит весёлой издёвкой над незадачливым героем Фомкой: