Жизнь Бальзака

За полгода до того в Марселе свирепствовала холера, и в Аяччо его поместили в карантин с 23 марта по 4 апреля. Делать там было нечего, кроме как есть, смотреть на море и снова есть. «Скука впервые в жизни охватила меня, и как раз в то время, когда я впервые узрел настоящую глушь». Незадолго до экспедиции Жорж Санд познакомила его с курением кальяна⁸⁷⁹, и Бальзак жалел, что не захватил его с собой. «Здесь нет ни читален, ни проституток, ни дешевых театров, ни общества, ни газет, ничего из той грязи, которая выдает присутствие цивилизации». Дети роятся на улицах, как мошкара; женщины подозрительно относятся к иностранцам, а «мужчины целый день расхаживают туда-сюда и курят – невероятная праздность… крайняя бедность и крайнее невежество по поводу того, что творится в мире». «Я одевался как нищий, а выглядел как лорд».

Письмо из Аяччо позволяет увидеть Бальзака в незнакомом окружении, вынужденного справляться с неведомым ему доселе состоянием – скукой, результатом вынужденного безделья. Без романов, служивших бы тормозом, его мысли скачут вперед: «Не смею сесть за работу, так как могу уехать отсюда в любую минуту. Положение – прямая противоположность моей решительной, активной натуре. Я ходил осматривать дом, где родился Наполеон; это жалкая лачуга. Зато теперь я смело могу исправить несколько распространенных заблуждений. Его отец был очень богатым землевладельцем, а вовсе не судебным исполнителем, как утверждают лживые биографы».

Видимо, последнее обстоятельство обрадовало Бальзака: у Наполеона старт в жизни оказался легче, чем у его литературного преемника.

Первые впечатления Бальзака о «первобытной» земле вполне предсказуемы: он никогда не был больше парижанином (и меньше романтиком), чем когда сталкивался с неиспорченной дикостью. Корсику он счел «одним из красивейших мест на свете», но вся красота острова пропадала зря: «леса и недра скрывают несметные богатства, о которых ничего не известно. Вероятно, здесь можно добывать ценнейший мрамор, уголь и минералы, но никто не изучал местность из-за многочисленных опасностей».

Правда, в не испорченной цивилизацией «дикости» имелись свои положительные стороны. Никто не знал, где находится Бальзак, до тех пор, пока один студент-юрист не узнал его и не напечатал статью в местной газете⁸⁸⁰. («Увы! Какая досада! Я больше не могу ничего делать, ни хорошего, ни дурного, без того, чтобы об этом стало известно!») Кроме того, на острове имелась жалкая библиотека, в которой Бальзак прочел три романа Ричардсона за три дня (он нашел их «глупыми и скучными», кроме «Клариссы Харлоу», которую он уже читал прежде), и французский гарнизон. Через тридцать четыре года один из офицеров вспоминал случай, о котором Бальзак из скромности забыл упомянуть в письме Эвелине. Ему были свойственны нерассуждающее великодушие и мужество, свойства, которые во многом притуплялись мутной парижской атмосферой.

«Как же повезло лейтенантам Тринадцатого полка! Бальзак ел с ними за одним столом, разговаривал с ними и занимал их своей неистощимой живостью, своими остроумными и яркими рассказами… В первый раз я увидел его однажды на рассвете, когда, побуждаемый пылом и состраданием, он выбежал на Пляс дю Диамант, чтобы спасти осла, на которого нападали более тридцати мастифов. Бедное животное бежало, а за ним гнались гнусные псы, готовые разорвать его на куски. И вдруг Бальзак решительно бросился в самую середину своры. Собаки, удивленные прибытием подкрепления… обернулись против спасителя своей жертвы. Я подоспел как раз вовремя, замахнулся саблей и, в свою очередь, спас ученого романиста. Что за зрелище! Похоже, я выглядел угрожающе, потому что Бальзак, со свойственным ему чувством юмора, долго и громко смеялся, когда увидел меня, а потом внимательно меня осмотрел. Наши лающие друзья бежали, и мы поздравили друг друга с победой. Какая красивая была у Бальзака голова, покрытая шапочкой из пурпурного бархата! Какие доброта и ум светились в его больших, широко раскрытых глазах, безмятежных, как глаза ребенка! Как неряшливо и скромно выглядел он, сын и наследник королевского секретаря… но, когда он того желал, он снова обретал достоинство, целеустремленность и аристократизм!»⁸⁸¹

Первая опасность миновала, но за ней последовали другие. В порту ходили слухи о многочисленных кораблекрушениях в открытом море. Бальзак решил не ждать и отплыл на судне, которое отправлялось в Африку на добычу кораллов. Это было безопаснее, чем пересекать Корсику по суше. Пять дней «отвратительного рыбного супа», из-за шторма еще пять дней на рейде вблизи Альгеро, города на северо-западе Сардинии (снова карантин): «Мне пришлось спать на палубе и кормить мух, которых на Сардинии великое множество». Бальзак прибыл на остров своих грез без инструментов, без знакомых, без разрешения на производство горных работ. Кроме того, он почти не знал итальянского. С палубы он вглядывался в берег: «Вот где начинается Африка! Я вижу оборванных островитян, голых и темнокожих, как эфиопы».