Кое-что из этого Бальзак находил забавным и даже лестным – например, новый сорт георгина, названный в его честь1008
, китобойное судно «Бальзак»1009, церемониальный бык на карнавале Марди-Гра, окрещенный Горио1010, но по большей части назойливая шумиха вокруг его имени его смущала. В России продавалась копия бюста Бальзака; в одном месте дамы гордились тем, что могли перечислить всех его персонажей в хронологическом порядке. Один житель Украины каждое воскресенье ходил в церковь и, как Антуан Дуанель в фильме Трюффо «Четыреста ударов», ставил свечи за здравие своего кумира1011. Бальзак никогда не путал подобные явления с подлинным признанием своего гения. Наоборот, происходящее виделось ему прямой противоположностью. В некотором смысле его публичный образ почти не изменился с дней «Шагреневой кожи», только теперь он проецировался на гораздо больший экран. Сцена из «Провинциальной музы» цитировалась в парламенте как доказательство того, что писатели становятся слишком аморальными ради блага народа. Журналист Этьен Лусто сидит в карете с Диной Пьедефер, той самой «музой». Важная подробность: платье Дины сшито из органди, тонкой кисеи, «единственной материи, которую нельзя снова разгладить после того, как ее смять». Лусто видит, как на лошади подъезжает его соперник, и нарочно мнет платье, чтобы все выглядело так, словно Дина ему уступила…1012«Депутаты, – писал Бальзак, – решили, будто я имею в виду самые мерзкие непристойности, которые были бы просто невозможны за такой короткий промежуток времени!»1013
Недоразумение было нелепым, но стало очередным эпизодом в попытках правительственных чиновников заняться текстологическим анализом. Кроме того, оно показывает, что Бальзак справедливо относился к славе с подозрением: фантазии читателей без труда становились явью для писателя. Дебаты о том, что же на самом деле сделала Дина, послужили предвестниками закона 1850 г., в котором запрещались «романы с продолжением», так как они «развращают» рабочие классы.Сам Бальзак также внес вклад в создание легенды о себе. Однако, в отличие от многих своих современников, саморекламой он привлекал внимание публики к своему творчеству, а не к себе самому. Еще в 1835 г., когда он написал главу «Серафиты» в типографии за несколько часов1014
, он научился извлекать пользу из критических положений, делая на публике то, что он обычно делал в домашней обстановке (то, в чем иногда видят его «рисовку»). В 1844 г. он повторил подвиг с «Крестьянами»: «Когда рабочие увидели, что я пишу 6000 строк за десять дней, они пришли в ужас. Наборщики на самом деле читали книгу, чего прежде не случалось, и среди них слышался восхищенный шепот, что тем более приятно, поскольку в романе были нападки на демократию и на народ»1015.Некоторые из его поступков были чистым бахвальством. Бальзак словно демонстрировал, что способен сделать то же самое, что Дюма и Сю, только лучше; и в его поступках, как ни странно, не было ничего чудесного. Сюжеты роились в его голове, что доказывает сымпровизированный последний акт «Кинолы», а перо или рот выступали в роли ретрансляторов. Как ни странно, у таких демонстраций имелась и практическая сторона. Приехав в типографию с походной кроватью и рукописями, Бальзак пытался найти технологию, которая соответствовала бы его технике. В июне 1843 г., перед самым отъездом в Россию, он буквально переселился в типографию в Ланьи, на северо-востоке Парижа. По девятнадцать часов в день он брал страницы, только что сошедшие с пресса, вносил правку, возвращал страницы, а затем, пока исправленные страницы набирали заново, писал следующую часть романа. Целый месяц вместе с ним работали двадцать рабочих. Тогда Бальзак завершил два романа: третью часть «Утраченных иллюзий» и первую часть «Блеска и нищеты куртизанок»1016
.Возможно, перед нами первый в истории пример использования писателем текстового процессора, только в ролях микрочипов и лазерного принтера выступали люди и гидравлический пресс. Один из рабочих так перетрудился, что у него началось кровохарканье1017
. И все же работа шла слишком медленно: паровой пресс, как писал Бальзак Эвелине, работает гораздо быстрее, но стоит слишком дорого.