Жизнь Фридриха Ницше

Мета отыскала недавно выстроенную виллу Зильберблик [16] – довольно уродливое квадратное кирпичное сооружение на южной окраине Веймара. Здание было меньше Ванфрида, но, поскольку в нем не требовалось размещать концертный зал, его размеры сочли достаточными. Главным достоинством виллы был открывающийся с нее «серебряный вид». Она располагалась в верхней части плавно подымающейся Гумбольдтштрассе, открывая взору лучший вид на город и начинающийся за ним один из прекраснейших в Европе великих неоклассицистских ландшафтов, созданный Гёте после возвращения из Италии. Гёте, как и Ницше, любил окружающую Рим сельскую местность, а также ее изображения на полотнах Клода Лоррена. Вернувшись домой, Гёте затеял превращение холмов веймарской равнины в миниатюрную копию Аркадии. Лужайки превратились в Елисейские поля. Извилистые берега Ильма украсились башнями и гротами. Вид из окна виллы Зильберблик простирался по меньшей мере на десять миль, открывая сулящий отдохновение чудесный ландшафт, который вдохновил Ницше, снедаемого любовью к Лу, написать «Ночную песнь».

Двухэтажная веранда виллы Зильберблик станет тем местом, где Ницше проведет три последующих года до самой своей смерти. Если бы его глаза были способны что-то заметить (что сомнительно), он мог бы, глядя на пейзаж, раскинувшийся на тюрингской равнине и теряющийся в сумерках вздымающихся волн Эттерсбергского леса, вспомнить ту самую прогулку с Лу на Монте-Сакро и поля под Римом.

Это место показалось Мете самым подходящим для ее дорогого друга. Она выкупила виллу и прилежащие земли за тридцать девять тысяч франков. Элизабет немедленно начала довольно затратное строительство, даже не поставив Мету в известность (избавилась от ванной здесь, от балкона там), при этом счета приходили последней. Мета пришла в ярость, что ее вынудили платить за ненужные косметические перестройки. Но помешательство Элизабет на славе зашло еще дальше. Мете попалась на глаза статья, где описывалось, как Ницше продемонстрировали сначала во время сна, потом бодрствующим, затем скорчившимся в кресле и поедавшим пирожное. Это переполнило чашу терпения. Она прервала всякое общение с Элизабет [17].

В июле 1897 года, после завершения перестройки виллы, Элизабет организовала тайный ночной переезд, получивший, впрочем, широкую огласку. Ницше в кресле-коляске доставили на поезд, идущий из Наумбурга в Веймар. В Веймаре к их прибытию был специально открыт частный вход, который обычно открывали только для великого герцога Саксен-Веймарского. С момента своего приезда в Веймар Элизабет больше никогда не перемещалась пешком – только в экипаже, с кучером и лакеем на запятках [18]. Одним из первых посетителей архива был граф Гарри Кесслер. Он приехал в августе и был очень удивлен тем, что его встретил ливрейный лакей, щеголяющий блестящими пуговицами, на каждой из которых была выбита пятизвездочная дворянская корона [19].

Кесслер приехал обсудить издание «Так говорил Заратустра». В прошлом году вышла премьера одноименного музыкального произведения Рихарда Штрауса, вызвав сенсацию. Кесслер хотел выпустить элитное издание для библиофилов. Кроме того, он хотел ускорить публикацию поздних стихотворений, а также книги «Ecce Homo», которая до сих пор не была опубликована. Элизабет оставила без внимания эту просьбу. Помимо того что она выкинула из книги все нелестные для себя пассажи, она предпочитала дозированно выдавать фрагменты творчества брата в своих биографических статьях о нем. Ей нравилась роль необходимого посредника, единственного обладателя знания важных фактов из биографии Ницше. Это давало ей сильное оружие, позволяющее заткнуть рот любому, у кого возникнут вопросы (над ней витала тень дела Клингбайля) насчет достоверности архива. Она цеплялась за «Ecce Homo» еще одиннадцать лет, не позволяя его опубликовать. И даже после этого она дала Кесслеру разрешение только на публикацию роскошного лимитированного издания с оформлением ван де Вельде, напечатанного чернью с золотом, которое стало известно под названием «издания директора банка». Это издание принесло ей 29 500 марок.

Во время первого визита Гарри Кесслера на виллу Зильберблик Элизабет больше интересовало приготовление к достойным похоронам Ницше, который в тот момент, обретаясь на верхнем этаже, был довольно далек от смерти. Элизабет решила, что брат должен быть похоронен на территории виллы, как Вагнер в Ванфриде, но городские власти воспротивились ее решению. Гарри Кесслер считал, что для этой цели лучше подойдет полуостров Шасте в Зильс-Марии, но Элизабет встретила это заявление без энтузиазма. Тем не менее она предложила ему стать редактором архива. Двадцатидевятилетний Кесслер не принял это предложение, несмотря на все попытки Элизабет, которой недавно исполнился пятьдесят один год, его очаровать.