Жизнь графа Николая Румянцева. На службе Российскому трону

– Я слышала, будто вы порицаете меня за то, что я во всех городах устраиваю аудиенции и празднества. Но вот почему это так: я путешествую не для того только, чтобы осматривать местности, но чтобы видеть людей. Я довольно знаю этот путь по планам и по описаниям, и при быстроте нашей езды я бы немного могла рассмотреть. Мне нужно дать народу возможность дойти до меня, выслушать жалобы и внушить лицам, которые могут употребить во зло мое доверие, – опасение, что я открою все их грехи, их нерадение и несправедливости. Вот какую пользу хочу я извлечь из моей поездки. Одно известие о моем намерении поведет к добру. Я держусь правила, что «глаз хозяйский зо8рок

».

Тут произошел очередной извив российско-французских отношений. Граф де Сегюр узнал, что русский посол Булгаков в Константинополе разжигает вражду между турецкими властителями, а французский посол Шуазель, пытаясь умерить усилия русского посла, чрезмерно драматизирует конфликт, часто тревожится понапрасну. На этой почве уже возникло несколько инцидентов.

Положение французского посла оказалось сложным, порой противоречивым: он только что заключил выгодный торговый договор с Россией, в любезных отношениях с императрицей и ее министрами, а в Турции французский посол Шуазель противоборствует с русским послом Булгаковым. Понимая свое положение, граф де Сегюр попросил графа Александра Безбородко, заведовавшего иностранными делами, принять его.

– Ваша светлость, – решительно сказал граф де Сегюр, – наш король не может остаться равнодушным, когда русское правительство, опираясь на наше посредничество, с помощью которого оно достигло удовлетворения всех своих требований, вдруг, не известив нас, начинает снова прежний спор и, следовательно, не ставит ни во что недавний договор, утвержденный подписью ее величества. Вы положительно обещали, что русское правительство не будет требовать от Порты торжественного признания прав императрицы на Грузию. Требовать этого признания теперь без нашего ведома – значит поступать наперекор приязни, существующей между нашими государствами. Только неблагоразумной поспешностью господина Булгакова свершилось действие, которое разрушило наше единство намерений. Это непредвиденное происшествие беспокоит нашего короля.

– Императрица готова повторить королю, – отвечал Безбородко, – уверения в своей дружбе. Она осталась совершенно довольна договором, заключенным в Константинополе при посредничестве его величества, и требует только его исполнения, напрасно и давно ею ожидаемого. Порта, вместо того чтобы, по обещанию своему, послать ахалцихскому паше фирман, приказала ему вступить в переговоры с грузинским царем Ираклием, которого продолжают называть своим данником. Она обещает Ираклию свое покровительство и защиту от лезгин, а между тем позволяет ему держать в своих владениях лишь небольшой отряд русских войск, да и то советует ему отдать их в распоряжение турецких властей. Ираклий, недовольный этими стеснениями, прекратил всякие переговоры с Турцией и известил нас о своих действиях. Вследствие этого Булгакову повелено было, не посылая официальной ноты, жаловаться словесно и ускорить отсылку фирмана к паше, соответственно договору. Императрица ни в коем случае не уступит своих прав на Грузию, хотя и запретила Булгакову требовать формального признания зависимости этой области от России. Что же касается закубанских татар, которые беспрестанно совершают набеги на наши территории, то мы весьма скромно говорим туркам: «Если это ваши подданные, то накажите их; если нет, то предоставьте нам с ними справиться». Порта получила разрешение взять из Крыма соли на продовольствие 100 тысяч человек, она забирает на целый миллион. Запорожские казаки, поселенные на землях султана, должны были оставаться за Бугом, а им дозволили селиться близ Очакова. Впрочем, последние два обстоятельства могут быть устранены частными сделками с турецкими властями и не послужат поводом к обоюдным несогласиям. Что касается Булгакова, то он получит приказание оказывать должное внимание французскому послу, и если он нарушит долг свой, то я его извещу о неудовольствии императрицы.

Разговор с графом Безбородко вполне удовлетворил графа де Сегюра, но вскоре вскрылась главная причина своевольства Булгакова: оказывается, он получил жесткое письмо князя Потемкина, в котором тот явно хотел ожесточить Порту и подтолкнуть ее к началу войны: у князя не было Георгиевской ленты, а во время войны он станет главнокомандующим, одержит победу и его наградят – среди многочисленных наград ему не хватало Георгиевской ленты, только после этого он удовлетворит свое тщеславие.