Жизнь графа Николая Румянцева. На службе Российскому трону

«Боялся ли Булгаков могущественного министра, – писал в своих воспоминаниях граф де Сегюр, – или думал исполнить тайные замыслы императрицы, но он последовал увещаниям Потемкина, увлекся, принял грозный и высокомерный тон. Наконец, боясь сопротивления со стороны нашего посла, Булгаков, скрывая от него свои действия, от пустых переговоров дошел до важного спора, который усиливался при деятельных интригах со стороны Англии и Пруссии. Эти две державы, недовольные торговым договором, который я заключил между Францией и Россиею, представили его турецкому правительству как одно из следствий союза против него.

Но до самой крайности эти раздоры довели огромные массы войск, которые князь Потемкин подвинул к Черному морю, желая будто бы придать тем более величия и пышности зрелищу, представленному Европе в виде торжественного поезда императрицы. Султан с явным беспокойством замечал, что пограничные русские области полны пехотой и конницей и снабжены артиллерией, что войска превосходно обмундированы, что заготовлен огромный запас денег и продовольствия и что все было готово к начатию войны и взятию Очакова при первом знаке, поданном Екатериною» (Записки графа де Сегюра. С. 173–174).

Однако Екатерина II этого знака не подавала, хорошо зная, что против войны с Турцией не только Англия и Пруссия, но заколебалась и Австрия, во всяком случае граф Кобенцель получил инструкцию во всем поддерживать французского посла графа де Сегюра. Узнал об этом и князь Потемкин и при встрече с графом де Сегюром, не сдерживаясь, откровенно высказал свое неудовольствие:

– Стало быть, решено, что ваша нация, самая образованная в мире, будет всегда защитницею изуверов и невежд. И все это под предлогом торговых выгод, которые могли бы быть заменены для вас приобретениями в Архипелаге. Вся Европа готова обвинять Францию, которая упорно охраняет в недрах ее варварство и чуму.

Граф де Сегюр сдержанно ответил вспыхнувшему Потемкину. Внутренние волнения во Франции продолжались, до графа доходили сведения, что министры и придворные опасались дворцового переворота, внутренней смуты, и всякие мысли о войне тут же отстраняли, как нечто невозможное.

22 апреля 1787 года, отпраздновав день рождения императрицы и получив многочисленные награды из ее рук, экспедиция погрузилась на великолепнейшую флотилию из 80 судов с 3 тысячами матросов и солдат. Двинулись вниз по Днепру. Во главе шла огромная галера «Днепр», на которой разместились императрица и ее придворный штат, далее – галера с графом Кобенцелем и Фитцгербертом, за ней галера с герцогом де Линем и графом де Сегюром, за ними галера с князем Потемкиным и его племянницами, далее плыли суда с придворными и министрами и полный штат обслуживающего персонала.

Южные города следовали один за другим, пышность и празднество продолжались, но зарубежные послы и министерский и придворный штат императрицы были в постоянной и напряженной работе.

В Каневе к флотилии присоединился австрийский император Иосиф II, прибывший под скромным псевдонимом графа Фалькенштейна. Он раскрыл свои императорские замыслы. Постоянно прогуливаясь с графом Фалькенштейном, граф де Сегюр узнал, что император мало сочувствует честолюбивым замыслам русской императрицы.

– Константинополь всегда будет предметом зависти и раздоров, – говорил он. – Великие державы никогда не согласятся с разделом Турции. Вот вы удивляетесь, граф, быстрым успехам русских предприятий. Но здесь больше блеска, чем дела, Потемкин деятелен, но он более способен начать великое предприятие, чем привести его к окончанию. Впрочем, все возможно, если расточать деньги и не жалеть людей. В Германии или во Франции мы не посмели бы и думать о том, что здесь производится без особенных затруднений. Я понимаю, что этот человек, несмотря на свои странности, мог приобрести влияние на императрицу. У него твердая воля, пылкое воображение, и он не только полезен ей, но и необходим. Вы знаете русских и согласитесь, что трудно сыскать между ними человека более способного управлять и держать в руках народ еще грубый, недавно лишь тронутый просвещением и обуздать беспокойный двор.

Граф Фалькенштейн постоянно разговаривал и с графом Кобенцелем, предписывая ему бороться за мир против войны. Если императрица начнет войну, то Австрия, поддерживая союзницу Россию, может потерять Францию и Пруссию.