Жизнь графа Николая Румянцева. На службе Российскому трону

– Гораздо более узнаешь, беседуя с простыми людьми о делах их, – уловил слух графа де Сегюра голос российской императрицы, – чем рассуждая с учеными, которые заражены теориями и из ложного стыда, с забавною уверенностью судят о таких вещах, о которых не имеют никаких положительных сведений. Жалкое представление возникает о таких ученых. Они никогда не скажут: я не знаю, а слова эти очень просты для нас, невежд, и часто избавляют нас от опасной решимости. Когда сомневаешься в истине, то лучше ничего не делать, чем делать дурно. Вы, господа, конечно, знаете замечательного ученого Мерсье де ла Ривиера, автор талантливой книги «О естественном и существенном порядке политических обществ», эта книга в Париже пользовалась небывалым успехом, и мне захотелось познакомиться с автором и его политико-экономической системой. Это был 1767 год, когда я писала свой «Наказ», в России шли выборы в Комиссию собрания для составления нового Уложения. Все слои нашего общества были в движении. Я обещала французскому ученому вознаграждение, и он приехал в Москву, куда и я вскоре должна была приехать. И что же я увидела, когда приехала в Москву? Господин де ла Ривиер нанял три смежных дома, из парадных покоев поделал приемные залы, а из прочих – комнаты для присутствия. Оказывается, ученый-француз вообразил себе, что мы здесь такие невежественные и темные люди, что я пригласила его в помощь для управления империей и для того, чтобы он нам сообщил свои познания и извлек нас от тьмы невежества. Он над всеми этими комнатами прибил надписи пребольшими буквами: Департамент внутренних дел, Департамент торговли, Департамент юстиции, Департамент финансов, отделение для сбора податей и пр

. Он приглашал многих из жителей столицы, русских и иноземцев, которых ему представили как людей сведущих, явиться к нему для занятия различных должностей, соответственно их способностям. Все это наделало шуму в Москве, и так как все знали, что он приехал по моему приглашению, то нашлись доверчивые люди, которые старались к нему подделаться. Между тем я прекратила эту комедию. Я вывела законодателя из заблуждения. Несколько раз говорила с ним о его сочинении, рассуждения его, признаюсь, мне понравились, потому что он был не глуп, но только честолюбие немного помутило его разум. Я как следует заплатила за все его издержки, и мы расстались довольные друг другом. Он оставил намерение быть первым министром в России и уехал довольный как писатель, но несколько пристыженный как философ, которого честолюбие завело слишком далеко. И я снова повторю то, что раньше сказала: чтобы управлять империей, лучше всего об их делах говорить с простыми людьми, извлекая полезную информацию для государственной деятельности. Господин де ла Ревиер приехал к нам законодателем, он полагал, что мы тут ходим на четвереньках, и был так любезен, что приехал из Мартиники, чтобы учить нас ходить на двух ногах. Кажется, мы уже подъезжаем к Смоленску… А вы, граф де Сегюр, мы, в России, так мало знаем о вас, только внешние биографические данные известны. Расскажите, как формировалось ваше мировосприятие, ведь вы аристократ, ваш отец занимал должность военного министра, а вы помчались в Америку вместе с маркизом Лафайетом устанавливать там демократические порядки…

Граф де Сегюр не ожидал такого неожиданного вопроса, но умный и откровенный ответ не замедлил себя ждать:

– Вы, ваше величество, хорошо знаете, что в аристократических семьях мужчины получали поверхностное образование, их профессия – военная служба, знание языков – это как бы само собой разумеется, но я был среди тех, кого увлекли философия, экономика, управление государством. В юности, при французском королевском дворе, я оказался рядом с маркизом Жильбером де Лафайетом, лейтенантом «черных мушкетеров», одним из богатейших людей своего времени. Маркиз де Лафайет на обеде у маршала де Бройля познакомился с английским герцогом Глостером, братом английского короля Георга III, который рассказал о событиях в североамериканских колониях Великобритании. Напомню: тринадцать британских колоний в Северной Америке заявили о политической независимости и призвали жителей колонии браться за оружие для защиты независимости. Природное чувство справедливости возобладало и у маркиза, и у тех, кому он это рассказал. Особенно после того, как жители колоний восстали и приняли Декларацию независимости. Простите, ваше величество, боюсь, что я утомил вас своими рассказами.

– Нет, нет, граф, не утомили, но скоро мы будем в Смоленске, так что отложим ваш рассказ. Кстати, я приглашала маркиза де Лафайета в свою поездку по России, но какие-то очень серьезные дела во Франции помешали ему присоединиться к нам.