Жизнь графа Николая Румянцева. На службе Российскому трону

6 ноября Павел Петрович, еще раз спросив докторов, есть ли хоть малейшая надежда на выздоровление матери, и получив отрицательный ответ, вызвал преосвященного Гавриила с духовенством читать глухую исповедь и причастить императрицу Святых Тайн.

Затем, как свидетельствуют источники, Павел вызвал обер-гофмейстера графа Безбородко, генерал-прокурора графа Самойлова, великих князей Александра и Константина и, потребовав императорскую печать, вскрыл кабинет императрицы, где приказал собрать все императорские бумаги и сложить их в особое место. То же самое произошло и с бумагами графа Платона Зубова.

Вечером 6 ноября 1796 года Екатерина II скончалась. В двенадцатом часу ночи высшее духовенство, сановники и придворные чины присягнули на верность императору Павлу Петровичу и наследнику престола Александру Павловичу.

Среди сановников присягнул императору Павлу I и граф Николай Румянцев. Присягнув, он видел, как к телу покойной императрицы, лежавшей на столе в центре комнаты, подошла императрица Мария Федоровна и занялась, как свидетельствуют источники, одеванием усопшей и уборкой ее комнаты. Тело было покрыто золотым глазетом. Вскоре началось чтение Святого Евангелия.

Сколько разных мыслей промелькнуло у графа Николая Петровича! Вспомнил он, как на разные темы они разговаривали с Павлом Петровичем, который ничего не скрывал от него и во время придворной службы Румянцева десятки лет назад, и во время заграничного путешествия, и потом, во время встреч и во время их переписки. Николай Петрович высоко ценил ум и такт императрицы, одобрял проводимую ею внешнюю политику; она не проиграла ни одного сражения, она раздвинула границы Российской империи, приобрела Крым, российские земли, которыми владела Польша. Однако были и противоречия… тяготилась крепостным правом крестьян, но ничего не сделала для их освобождения, возвысила дворянское сословие, но мало что сделала для третьего сословия, а третье сословие становится одной из ведущих сил государства, как во время Французской революции.

Императорскому двору стали известны первые шаги Павла как императора. Он вызвал Ростопчина и сказал:

– Ты устал, и мне совестно перегружать тебя, но мучает меня один вопрос, который не дает мне покоя. Графа Алексея Орлова не было на присяге. Возьми Архарова, поезжай к графу и приведи его к присяге. Его не было во дворце, а я не хочу, чтобы он забывал 28 июня 1762 года, когда совершился государственный переворот и отца отстранили от престола, а мать взошла на него. Это братья Орловы возвели матушку на престол. Потом расскажешь, как у вас дело сделается.

На Васильевском острове, куда прибыли Ростопчин и Николай Петрович Архаров, их принял больной граф Орлов. Вставши с постели, узнав о смерти императрицы, расплакался и, утирая слезы, сказал:

– Господи! Помяни ее в царствии твоем. Вечная ей память! И как мог усомниться император Павел в верности ему?! Я служил матери, служил и наследнику, служил отечеству нашему, присягал наследнику, присягну и императору.

И готов был идти в церковь. Но Ростопчин тут же вытащил бумагу, в которой была готова присяга, и попросил расписаться под присягой.

Но граф Орлов воскликнул:

– Нет, милостивый государь, я буду и хочу присягать государю пред образом Божиим!

Он снял образ со стены, взял зажженную свечу, твердым голосом прочитал присягу и приложил к ней руку. Ростопчин и Архаров знали о роли Орлова в убийстве императора Петра III, знали и о том, что император Павел мог жестоко покарать графа за это убийство, но у того не заметили ни трусости, ни подхалимства перед императором.

Эти вести быстро разнеслись по петербургскому дворцу, как и известие о том, что гатчинский образ жизни с первого же дня, 7 ноября, внедрился в дворцовый обиход. В девятом часу Павел Петрович совершил первый верховой выезд в город в сопровождении цесаревича Александра Павловича, а затем, в одиннадцатом, присутствовал при первом вахтпараде, или разводе. С этого дня вахтпарад приобрел значение важного государственного дела и сделался на многие годы непременным ежедневным занятием русских самодержцев.

По свидетельству очевидца Саблукова, «явились новые лица, новые сановники. И как они были одеты, о боже! Несмотря на все наше горе по случаю кончины императрицы, мы от смеха держались за бока при виде этого маскарада. Великие князья Александр и Константин явились в своих новых мундирах; они напоминали собой старые портреты немецких офицеров, вышедших из своих рамок» (Шильдер. С. 236).

Павел Петрович называл пароль цесаревичу Александру, Александр передавал его Аракчееву, а тот следил за порядком исполнения. При этом гатчинцы исполняли одни команды, а гвардейские солдаты другие, и эта разница вызывала недоумение, возникала ругань, звучали бессмысленные угрозы.