Жизнь графа Николая Румянцева. На службе Российскому трону

Павел I, еще будучи великим князем, интересовался внешними отношениями. Трагедия Польского государства вершилась на его глазах. То Польша примкнет к России, то метнется к Франции в поисках своих интересов, то вернется под крыло Пруссии, но ни одно государство не сочувствовало метаниям польской шляхты во главе с польским королем Станиславом-Августом Понятовским. В Польше возникло множество политических группировок, каждую из них возглавлял знатный пан, но это не объединяло страну, а разрушало национальное единство польского народа. В годы Французской революции оживились польские страсти, возникали стычки различных группировок. Тогда русский генерал Игельстрём приступил к разоружению польских отрядов. Но один из польских генералов не подчинился приказу русского генерала, его соединение напало на русский полк, к нему присоединились другие непокорные поляки. Одновременно досталось от поляков и прусскому эскадрону. Естественно, полетели реляции в Петербург и Берлин. Пока руководители России и Пруссии совещались, события в Польше стремительно развивались. В Кракове появился Тадеуш Костюшко, военный инженер, успевший повоевать как генерал в армии Джорджа Вашингтона; он произнес свою речь, был избран руководителем восстания, а вскоре, в 1794 году, получил звание генералиссимуса. Апрель 1794 года в Варшаве запомнился кровавыми событиями против русских воинов. Но с приходом Суворова все изменилось: русские полки взяли крепость Прагу, пригород Варшавы, и в сражении перебили ее польских защитников, а пленных поляков по просьбе польского короля Суворов приказал отпустить. В исторических кругах по-разному трактуют эти события. Пишут о том, что восставшие поляки беспощадно уничтожали русские войска, застав их врасплох, пишут и о том, что Суворов отпускал пленных поляков, хотя и знал о том, что они только что яростно сражались против русских на поле брани. «Если после победы под Мациевицами русские обращались с побежденными согласно законам военного времени, то взятие Праги, пригорода столицы, отличалось чудовищной жестокостью. В глазах русских солдат поляки были якобинцами, сеявшими террор вокруг себя и убившими многих из своих товарищей по событиям 17 апреля. У поляков надолго останутся в памяти эти сцены невиданного насилия, которые навсегда наложат отпечаток на польско-российские отношения» (Каррер д’Анкосс Э. Екатерина Вторая. М., 2010. С. 390). Вирджиния Роундинг писала об этих событиях: «Восстание было решительно и окончательно подавлено украинскими войсками под руководством генерала Александра Суворова, который заслужил позорное имя «душитель Праги» (имелся в виду укрепленный пригород Варшавы). 29 октября это привело к сдаче Варшавы. Суворов арестовал революционных лидеров, в том числе и короля, разоружил польскую армию и конфисковал королевские регалии» (

Роундинг В. Екатерина Великая. М., 2009. С. 620). «Беспощадный в бою, Суворов совершенно иначе, великодушно и гуманно, вел себя с побежденным противником», – писал Олег Михайлов после того, как Суворов, взяв Прагу, вошел в Варшаву в октябре 1794 года (Михайлов О.

Суворов. М., 1982. С. 324). Поляки были беспощадны в бою, русские отвечали им тем же – жестокостью и беспощадностью. За подавление Польского восстания генерал-аншеф Суворов получил фельдмаршальский жезл и очень гордился этим званием.

После разгрома Польского восстания Екатерина II совместно с австрийским императором и прусским королем 13 октября 1795 года подписала договор о третьем разделе Польского государства, 25 ноября того же года польский король отрекся от короны: Польша перестала существовать. В результате третьего раздела Россия получила 120 тысяч квадратных километров территории, куда вошла оставшаяся часть Белоруссии (Минск), часть Украины (Киев, Ростов, Одесса) и часть прибалтийских княжеств (Вильно, Рига), этот раздел русское правительство рассматривало как завершение процесса собирания русских земель и православных христиан.

Павел I в сопровождении великого князя Александра приехал в Мраморный дворец и вошел к сидевшему на диване раненому Тадеушу Костюшко.

– Ваша участь не зависела от меня, господин Костюшко, – сказал Павел I, – вы сражались за свободу своего Отечества, а теперь я могу сказать, что вы свободны, я сам желал принести вам эту утешительную весть.

Не ожидавший такого поворота в собственной судьбе, Костюшко растерялся и, взволнованный, молчал. Павел I сел рядом с ним и заговорил о печальной судьбе каждого человека, попавшего в плен и лишенного свободы действий.

– Я бесконечно вам, ваше величество, благодарен за участие, но будут ли освобождены другие пленные? – сказал наконец пришедший в себя Костюшко.

– Они будут также освобождены, – отвечал император. – Хотя многие в моем Совете высказались против освобождения Потоцкого и Немцевича, находят их слишком опасными. Хотите вы дать мне ваше слово и дать мне ваше ручательство за их хорошее поведение?