Жизнь графа Николая Румянцева. На службе Российскому трону

До графа Румянцева долетали и критические оценки наступившей эпохи: «Суровость Павла сменилась необузданною распущенностью. Либерализм обратился в моду. При вступлении на престол Александр объявил о своем намерении царствовать по примеру своей бабки Екатерины Второй. Только и было разговоров, что о манифесте, содержавшем эту пошлую и смешную фразу, да о красоте юного императора и свободе, которую жаждали. Увы, что за свобода! – Александр должен был лавировать. Его мать была недовольна им, дворянство тоже, сторонники его отца ненавидели его. Тем не менее, когда могучая рука ослабляет петлю, готовую затянуться, эту руку целуют. – Вполне верно, как говорит Макиавель, что маленькие обиды всегда чувствительнее, чем большие. Запрещение носить круглые шляпы и панталоны возбудило ненависть к Павлу и среди знати, и среди не знати. Купцы и народ его любили. Разрешение наряжаться шутами, обмен рукопожатиями, болтовня без удержу заставили полюбить Александра тотчас по вступлении на престол». Но и поэт и сановник Державин и адмирал Шишков тоже высказывали много критических замечаний о новом императоре. Державин открыто восставал против «коверкания» всех начинаний Павла и, не стесняясь, изливал свое неудовольствие против ближайших советников и друзей императора, набитых французским и польским конституционным духом, не щадя даже екатерининских стариков. Друзей же императора называл якобинской шайкой и высказывал мнение, что они ни государства, ни дел гражданских основательно не знают…» (Записки гр. Строганова).

А.С. Шишков резко обвинял молодых друзей Александра в том, что они – «напыщенные самолюбием, не имея ни опытности, ни познаний, стали все прежние постановления, законы и обряды порицать, называть устаревшими, невежественными» (Там же. Т. 1. С. 84). Кто знает, как в этом хоре разных мнений можно лучше всего разобраться, если не имеешь своего собственного опыта и собственного мнения?

1 сентября граф Румянцев получил письмо императора, которому вскоре нужно будет отправиться в Москву на коронацию. Высказанные императором поручения касались многих сотрудников департамента, и граф Румянцев повелел собрать совещание ответственных чиновников. На совещание прибыли руководители трех инспекций: инженер-генерал де Витте, инженер-генерал де Волант, генерал-лейтенант Геральд, другие ответственные чиновники, инженеры, строители, производители работ.

– Дамы и господа! – начал граф Николай Румянцев. – 15 сентября текущего года состоится коронация императора Александра I. Император и все его семейство двинется в Москву с огромным количеством экипажей. Государь поручил передать вам, прежде всего чиновникам дорожной экспедиции, сколь неосмотрительно они поступили в сем случае и пренебрегли правилом, чтобы Московская дорога была удобной не только для императорской семьи и императора, но и для всех проезжающих по этой дороге без различия состояний, чтоб пользовались свободно. А императору донесли, да и сам, извещаясь по слухам и удостоверяясь по расспросам, на месте учиненным, что Московская дорога, незадолго до его путешествия исправленная, не была для всех открыта, одну ее часть берегли для императора и его семьи, а другую, в самом дурном состоянии бывшую, оставляли для проезжающих, которые должны были терпеть всю невыгоду беспокойства. Дошел до императора и слух о том, что новгородский губернатор Обольянинов задумал устраивать встречи с императором, резко осудил то, что губернатор распорядился зажечь огонь на 16-верстном пути к Чудову, это было бесполезно и тягостно жителям, а в селениях может возникнуть пожар. Точно такой же рескрипт был послан и тверскому губернатору. Так что извлеките пользу для себя из этого рескрипта и принимайтесь за дело.

В эти дни по императорскому двору широко распространилась весть о письме Лагарпа и скором прибытии его в Петербург. Никита Панин терпеть его не мог. И пожаловался графу Воронцову: «Швейцарец, известный вам, едет сюда, и, невзирая на сильные представления матери и на мои, пашпорт отправлен к нему навстречу. Из Парижа и Берлина уведомляют меня, что он имеет тайные поручения от корсиканца. Поверьте мне, милостивый мой граф, что сей человек будет управлять своим воспитанником и не допустит к нему верных сынов отечества. Все благомыслящие со мною в том согласны. Я совершенно уверен, что нельзя мне будет остаться на сем месте» (Архив Воронцова. Кн. 11. С. 148). Так оно и произошло. Вскоре граф Никита Панин подал императору заявление об отпуске, заявление было тут же подписано, и граф Панин удалился в свою деревню, в государственной жизни больше не участвовал.