Жизнь графа Николая Румянцева. На службе Российскому трону

Во время торжественного обеда Александру Павловичу принесли бокал, из которого Петр Великий 18 ноября 1711 года на обеде, устроенном рижскими гражданами, провозгласив тост, пил за здоровье собравшихся. Александр I тоже произнес тост и полный бокал шампанского пил за здоровье рижских граждан.

Из Риги царский экипаж направился в Митаву, а 29 мая прибыл в Мемель, где его встретили прусский король Фридрих-Вильгельм III и очаровательная прусская королева.

Семь дней продолжались смотры, маневры, приемы, обеды, балы и прогулки. Император Александр был в центре внимания прусского двора и мемельской публики. Графиня Фосс, обер-гофмейстерина королевы Луизы, в своем дневнике записала такие строки: «Император чрезвычайно красивый человек, белокурый; он поражает выражением своего лица; фигура его не хороша, или, вернее, он плохо держится. По-видимому, он обладает мягким, человеколюбивым сердцем: во всяком случае, он в высшей степени учтив и приветлив… Император самый любезный человек, какого можно вообразить себе; и по своим взглядам и убеждениям это вполне честный человек. Бедный, он совсем увлечен и очарован королевой. Я очень огорчена, что эти прекрасные дни приходят к концу. – Расставаясь с ним, мы все плакали» (воспоминания были опубликованы в Лейпциге в 1876 году. С. 242–245; Шильдер. Т. 2).

Но в это же время в Париже первый консул Бонапарт и министр иностранных дел Талейран начали распределение, или, лучше сказать, торг, немецких земель. Вся эта «сделка» происходила под контролем Франции и России. И по какому-то случаю Пруссия забирала лучшие земли. Прусский король вроде бы не вмешивался, но его секретарь Ломбард не раз говорил с графом Кочубеем. Кочубей тоже отказывался от слишком делового разговора, об этом надо говорить в Петербурге. Кочубей спросил об этом императора, но тот отмахнулся, он политическими вопросами здесь не занимается, много дел и без того.

Секретарь Ломбард был откровеннее в своих записках:

«Если возможно предвидеть события и составлять предположения в политике, то смею думать, что результаты, им обещаемые, будут крайне счастливые. Оба государя возымели друг к другу живейшее уважение и дружбу. Разлуке и интриге, быть может, и удастся охладить со временем взаимные чувства, но я сомневаюсь, чтобы они могли расторгнуть принятое, кажется, безмолвное обязательство оставаться соединенными навеки интересами и дружбой.

Вы поймете, что волшебница немало способствовала скреплению уз, связывающих вполне обоих государей. Это фея, подчиняющая все силе своего очарования» (воспоминания были опубликованы в двух томах в 1887 году в Лейпциге. Т. 2. С. 103; Шильдер. Т. 2. С. 91).

Много лет спустя Талейран тоже вспомнил «сложное дело о секуляризациях в Германии», которым он занимался с «капризным», «вызывающе несносным» графом Морковым. В примечаниях Талейран сообщает: «Нужен целый том, – и, может быть, я напишу его, – чтобы полностью изложить этот важный вопрос. Маркиз Луккезини (прусский посланник в Париже. – В. П.

) попытался сделать это, но свой труд он посвятил самооправданиям. Это весьма несовершенный способ писания истории своего времени, так как он редко оказывает влияние на взгляды современников. Люди, призванные решать политические вопросы большой важности, вызваны доставлять утешение тем, которых частные выгоды пожертвованы общему благу; им приходится сваливать вину на участников событий и без зазрения совести клеветать на них. Самое достоверное сочинение из посвященных этой эпохе принадлежит барону Гагерну, человеку острого ума: он был на службе у Нассауской династии» (Талейран. Мемуары. М., 1959. С. 162).

Александр I, миновав Ковно, Вильно, Гродно, Минск, Могилев, Витебск, Полоцк и Псков, возвратился в Петербург в середине июня 1802 года.

После летнего отдыха император Александр опубликовал манифест, в котором подвел итог большой предварительной работы по реорганизации внутреннего управления страной – он создал восемь министерств и Комитет министров под своим председательством: «Мы заблагорассудили разделить государственные дела на разные части, сообразно естественной связи между собою, и для благоуспешного течения поручить оные ведению избранных нами министров, постановив им главные правила, коими они имеют руководствоваться в исполнении всего того, что будет требовать от них должность и чего мы ожидаем от их верности, деятельности и усердия к благу общему. На Правительствующий же Сенат, коего обязанности и первоначальную степень власть мы указом нашим, в сей день данным утвердили, возлагаем важнейшую и сему верховную месту наипаче свойственную должность рассматривать деяния министров по всем частям, их управлению вверенным, и, по надлежащем сравнении и соображении оных с государственными постановлениями и с донесениями, прямо от мест до Сената дошедшими, делать свои заключения и представлять нам докладом».