Жизнь графа Николая Румянцева. На службе Российскому трону

Такая резкая перемена во внешней политике серьезно подорвала прежнюю дружбу императора с членами Негласного комитета. Н. Новосильцев, твердый поклонник Англии, решил подать в отставку и при встрече с императором, который объявил, что он стал союзником императора Франции, в свою очередь заявил:

– Теперь, ваше величество, я не могу оставаться на службе, я мог бы повредить новому союзу и новой вашей политике. Наполеону известна моя личная вражда к нему и моя приязнь к Англии, следственно, пока я при вас, он не может полагаться на искренность ваших чувств, а потому, чтобы упрочить доверие нового вашего союзника, вам никак нельзя долее держать меня при себе. Вы, напротив, должны меня прогнать, и прогнать гласно.

Император Александр улыбнулся, услышав такую прямолинейную формулировку отставки, но сначала он ограничил доступ своего прежнего друга к своей особе, доклады чаще всего стал делать Михаил Сперанский, а услышав, что Новосильцев, не сдержав своих чувств, резко высказался о внешней политике императорского двора, согласился на его отставку, предоставил возможность ближайшему помощнику уехать за границу.

Граф Кочубей, тоже не согласившись с новым курсом, в ноябре 1807 года подал в отставку, она была принята, и он уехал в бессрочный отпуск. Министром внутренних дел был назначен князь Алексей Борисович Куракин.

Современники того времени вспоминали, что после битвы при Аустерлице император Александр круто изменился, раньше был кроток, доверчив, ласков, а приехав с поля боя, стал подозрителен, строг до безмерности, недоступен, не выносил правдивых оценок событий, характеристик людей, если они противоречили его мнению. «Вообще неудовольствие против императора более и более возрастает, – писал шведский посланник Штединг своему королю Густаву IV от 28 сентября 1807 года, – и на этот счет говорят такие вещи, что страшно слушать. Люди, преданные государю, в отчаянии, но между ними нет никого, кто бы сумел пособить беде и отважился объяснить ему вполне опасность его положения. Не только в частных беседах, но и в публичных собраниях толкуют о перемене правления» (Memoires du comte de Stedingk. II. 355–356).

Не только на Петербург, но и на Москву Тильзитский мир произвел гнетущее впечатление; хотя при заключении мира Россия не потеряла материальных благ, но многие поняли, что союз с Наполеоном – это признание его власти над собою. А это нанесло удар по народной любви к обожаемому императору Александру. «Все, что человек, не рожденный полководцем, – писал Вигель в своих воспоминаниях, – может сделать, все то сделал император Александр: что оставалось ему, когда он увидел бесчисленную рать неприятельскую, разбитое свое войско, подкрепленное одною только свежею, новосформированною дивизиею князя Лобанова, и всем ужасного Наполеона, стоящего на границе его государства? Что сказали бы русские, если б за нее впустил он его? И в этом тяжком для его сердца примирении, разве он не сохранил своего достоиства? Разве не умел он, побежденный, стать наравне с победителем, и тут явиться еще покровителем короля Прусского? Таким ли бедствиям, таким ли унижениям подвергал себя император Франц II? Что делали его подданные? Делили с ним горе и с каждым новым несчастием крепче теснились к нему и сыновнее его любили» (Вигель

).

Ярость завистников при дворе была непредсказуема. Тут же заговорили о Румянцеве как способном говоруне, но неспособном разбираться в иностранных делах, тем более все желали продолжения войны с Наполеоном, а не Тильзитского мира. П. Майков приводит слова известных царедворцев о графе Румянцеве: А.А. Прозоровский считал, что Румянцева купить нельзя, он достаточно богатый человек, но он не более как полный глупец; Н.Н. Новосильцев считал Румянцева безумцем, которого морочат; Бунина предполагала, что Румянцев мог бы управлять иностранными делами в республике Сан-Марино, что он льстец, что он предан душою Наполеону.

Граф Румянцев включился в работу уже во второй половине 1807 года. И прежде всего – встречи с иностранными послами. Историки и биографы, исследуя источники, в частности императорский камер-фурьерский журнал, где регистрировались встречи, беседы, обеды и пр., отмечали, что в 1807 году граф Румянцев был приглашен на обед с императором и для личных встреч 931 раз, это была, видимо, самая горячая пора, когда возникало много вопросов, требующих личных контактов, так что были дни, когда Румянцев и император Александр встречались по несколько раз.