Жизнь графа Николая Румянцева. На службе Российскому трону

А в это же время в Вене князь Меттерних расспрашивал императорский двор о предполагаемом браке. Император Франц сказал, что решение примет его дочь, он не может влиять на ее выбор. Меттерних спросил Марию-Луизу, знает ли она о об этом экстравагантном прожекте – о предложении Наполеона взять ее в жены?

– Я не желаю, чтобы моя прихоть командовала моей волей. Если речь идет о государственных интересах, я должна повиноваться им, а не своим чувствам. Соблаговолите попросить моего отца руководствоваться долгом императора и не подчинять его личным интересам моей персоны.

Император Франц сообщил Меттерниху о том, что брак должен состояться не иначе, «чем по предписаниям и канонам нашей религии».

Камбасерес, которому было поручено оформить развод и бракосочетание Наполеона по канонам католической религии, вызвал членов церковного суда. Узнав, что браки расторгает только папа римский, а его святейшество сейчас не в Ватикане, а в плену в Савоне, Камбасерес понимал, что вряд ли папа в тюремной камере будет заниматься этим вопросом. Парижский церковный суд, нарушая все нормы и каноны, принял решение, что брак Наполеона и Жозефины «следует считать отныне аннулированным».

27 марта 1810 года в скромном экипаже Наполеон выехал в Суассон для встречи со своей новой женой, праправнучкой Карла Великого, внучатой племянницей французской королевы Марии-Антуанетты.

Сорокалетний Наполеон при виде Марии-Луизы «расплылся в довольной улыбке, – писал Андре Кастело, подробно описавший эту встречу. – Боже, она просто очаровательна! Юная блондинка, застенчивая, с большими голубыми глазами, точеная фигурка, изящные тонкие руки, стройные ножки, полные красные губки, на которых предназначенная только ему приветливая улыбка.

Вот оно, его сокровище, его «брюхо»! Он кивком прогнал из кареты сестру. Захлопнув за ней дверцу, он, не в состоянии больше сдерживать охватившего его пронзительного любовного порыва, бросился к ней, заключил в объятия, крепко прижал к себе, осыпая поцелуями.

Она почувствовала его проворные руки на своих коленях, бедрах, внизу живота. Удивленная таким непреодолимым напором, принцесса понимала, что неизбежное вот-вот произойдет, но не могла, не имела права сопротивляться мужу, тем более что перед отъездом отец, инструктируя ее, требовал во всем потакать императору, покорно исполнять любой его каприз, ведь речь идет об интересах Австрии! Однако какое унижение для эрцгерцогини – лишиться девственности в дорожной карете. Она довольно невежливо отпихнула задыхавшегося от желания императора.

– Nein! Nein! – строго сказала она.

Император уступил, но лишь на время… Император сгорал от желания поскорее доехать до Компьена и там поскорее добраться до заветного «местечка» своей ненаглядной невесты… Вскоре с императором они остались одни.

Наполеон, подойдя к ней, спросил, какие рекомендации дал ей отец перед отъездом.

– Он сказал, что как только я останусь наедине с вами, то должна исполнять абсолютно все, что вы потребуете от меня, и что должна повиноваться вам во всем, чего бы вы от меня ни потребовали.

– Сейчас я хочу переспать с вами, – признался Наполеон.

– К вашим услугам, – ответила она» (Кастело

. С. 255–256).

Князь Куракин присутствовал на бракосочетании Наполеона и эрцгерцогини Марии-Луизы (Наполеон развелся с Жозефиной в конце 1809 года), от имени императора Александра поздравил Наполеона и Марию-Луизу с браком, а Наполеон заверил Алексея Куракина, что этот брак с австрийской герцогиней не изменит его отношения к России. Но у дипломатов появились сомнения. «Я вовсе не желал бы видеть разрыв союза, подававшего нам основательные надежды, – писал князь Куракин, «человек миролюбивый и сговорчивый», графу Румянцеву 5 (17) июня 1810 года. – Но военные успехи французов, ослабление Австрии и родственная с нею связь, все эти обстоятельства значительно понизили цену нашего союза. Теперь уже не Рейн, а Висла – граница Франции. Туда должны быть направлены все наши оборонительные средства. Не осталась ли Россия единственною из всех держав Европейского материка, сохранившею и свою территорию, и свои силы? Развивая их и заставя страшиться себя, мы успеем более, нежели угождениями, снискать приязнь Франции… Будем ее друзьями, но не допустим обмануть себя» (Архив Министерства иностранных дел).

Император Александр и граф Румянцев, прислушиваясь к мнению князя Куракина и других дипломатов, конечно, меняли и свою внешнюю политику: «Будем друзьями, но не допустим обмануть себя».

«Во всех низших школах Французской империи преподавали Катехизис, в котором, между прочим, было сказано, что сам Бог поставил Наполеона Великого своим представителем на земле и что всякое вероломство в отношении особы Императора французов подвергает виновного вечному проклятию» – это приказание Наполеона, ослепленного лестью и услужливостью окружающих.