Жизнь графа Николая Румянцева. На службе Российскому трону

– Я рад, что Франция находится в дружеских и тесных отношениях со всеми кабинетами Европы. Здесь уже высказаны многие интересные мысли, но у герцога Меттерниха и князя Гарденберга вырвалось выражение, которое, по моему мнению, устарело: оба они говорили о намерениях союзных держав. Я заявляю, что союзные державы и

конгресс с участием держав несоюзных малоспособны, с моей точки зрения, к лояльной совместной работе. Я несколько раз повторил с некоторым удивлением и даже с горячностью слова «союзные державы

»… «Союзные», я повторил эти слова с явной иронией… И против кого же направлен этот союз? Уже не против Наполеона: он на острове Эльба… уже не против Франции: мир заключен… конечно, не против французского короля: он служит порукой прочности этого мира. Господа, будем откровенны: если еще имеются союзные державы, то я здесь лишний. А между тем, если бы меня сейчас здесь не было, вам бы недоставало меня. Господа, я, может быть, единственный из всех присутствующих, который ничего не требует. Подлинное уважение – это все, что я желаю для Франции. Она достаточно могущественна благодаря своему богатству, своей протяженности, численности и духу своего населения, расположению своей территории, единству своей администрации, защите, которую природа и искусство дали ее границам. Повторяю, я ничего не желаю для нее и бесконечно много могу дать вам. Присутствие здесь министра Людовика ХVIII освящает начала, на которых покоится весь социальный порядок. Основная потребность Европы – это изгнание навсегда мысли о возможности приобретения прав одним завоеванием и восстановление священного принципа легитимности, из которого проистекают порядок и устойчивость. Показав теперь, что Франция мешает вашим совещаниям, вы тем самым сказали бы, что вы не руководствуетесь больше одними истинными принципами и что вы отвергаете справедливость; эта мысль далека от меня, так как мы все одинаково понимаем, что простой и прямой путь один достоин той благородной миссии, которую нам предстоит выполнить. Пражский договор гласит: «Все державы, участвующие на той или другой стороне в настоящей войне, отправят в Вену полномочных представителей для того, чтобы принять на общем конгрессе постановления, которые должны дополнить предписания Парижского договора». Когда откроется общий конгресс? Когда начнутся его заседания? Эти вопросы ставят все те, которых привели сюда их интересы. Если бы некоторые державы, находящиеся в привилегированном положении, захотели, как об этом уже распространяются слухи, осуществить на конгрессе диктаторскую власть, то я должен сказать следующее: опираясь на условия Парижского договора, я не мог бы согласиться на признание над этим собранием какой-либо высшей власти в вопросах, входящих в компетенцию конгресса, и я не стал бы входить в рассмотрение предложений, исходящих от нее. Я вижу напротив господина Генца протокол заседаний. Конгресс еще не начинался, а протокол заседаний уже существует. Это противоречит принципам конгресса.

После этого воцарилось замешательство. Герцог Меттерних понял, что предыдущие заседания и протокольная их часть не подлежат учету на будущем конгрессе, который откроется 1 октября 1814 года, и дал знак секретарю Генцу, который тут же уничтожил протокол прежних заседаний и начал протокол текущего дня.

Талейран тут же отправил в Париж депешу, что Франция восстановлена в своих правах.

Уверенность Талейрана сначала раздражала съехавшихся на конгресс, но Талейран продолжал действовать: ему удалось заключить тайный договор противодействия Франции, Англии и Австрии двум остальным участникам – России и Пруссии и подписать его 3 января 1815 года. Пруссия надеялась получить владения саксонского короля, наказав его за участие в походе Наполеона против России. А саксонскому королю хотелось удержать эти земли. И это только малая часть интриг, которую ткал хитроумный Талейран. О Франции он почти не думал. В те самые дни Венского конгресса, когда Талейран говорил высоконравственные речи, говорил о верности принципам и религиозно-неуклонного служения легитизму, и законности, он получил от саксонского короля 5 миллионов франков золотом, от баденского герцога – миллион, от Фердинанда IV – 6 миллионов (по другим источникам, 3 миллиона 700 тысяч франков золотом).

«На первой же аудиенции у царя Талейран позволяет себе дерзкий, граничащий с наглостью тон, – писал Анри Труайя в историческом романе «Александр I». – Обсуждая выводы, которые каждая из представленных на конгрессе наций надеется получить по новому договору, Александр говорит:

– Я сохраню за собой все, чем владею.