Жизнь Лавкрафта

   Как философия, механический материализм, разумеется, восходит к досократикам, особенно к Левкиппу и Демокриту, сооснователям атомизма и сильным приверженцам детерминизма. Эпикур следовал метафизике Демокрита, но отвергал его этику - по крайней мере, тем, что постулировал свободу воли, для которой теоретически не оставалось места при жестком следовании принципу "единообразия закона". Римский поэт Лукреций всего лишь изложил философию Эпикура в стихах, хотя и проделал это с потрясающим талантом, и таким образом ознакомил с учением Эпикура мир Римской империи, а, в итоге, и Ренессанса. Лавкрафт показывает глубокое знакомство с трудами этих древних мыслителей, хотя до сих пор неясно, откуда он получил эту информацию. Он определенно читал Лукреция на латыни, но вряд ли отрывки из Демокрита или Эпикура на греческом, поскольку местами они сложны для понимания, а Лавкрафт, вероятно, недостаточно знал греческий язык для подобной задачи.

   Значительный прогресс материализма как философского учения в XVII (Гоббс), XVIII (Гельвеций, Ламетри, Гольбах) и XIX веках отчасти был связан с переоткрытием античных материалистов и, что куда более важно, с ускоряющимся научным прогрессом. Однако то, что Лавкрафт находился под заметным влиянием философии XVIII века, - миф. Хотя на него сильно повлияла тогдашняя (английская) литература, он явно был мало знаком с великими мыслителями того века - даже с philosophes, которых он находил близкими по духу. Он склонен бросаться именами - "Ламетри, Дидро, Гельвеций, Юм и дюжины других... в крайне рациональном 18-м столетии", но ничем не показывает, что он действительно всерьез изучал этих философов. На самом деле главные мыслители, повлиявшие на Лавкрафта, - все принадлежат XIX веку: Дарвин, Хаксли, Геккель и другие, чьи новаторские работы по биологии, химии и физике методично переводил все больше и больше явлений в область исследованного и естественного. Здесь нечего критиковать - Лавкрафт, как творческий работник, был не обязан обладать энциклопедическими знаниями по истории философии, а его "наставники" были, в целом, достаточно авторитетны, чтобы стать желанным образцом для развития избранного Лавкрафтом типа мировоззрения.

   Но давайте вернемся к трем принципам Эллиота и посмотрим, как относился к ним Лавкрафт. Первый - единообразие закона - ко дням Лавкрафта стал настолько аксиоматичен для науки, что Лавкрафт воспринял его как нечто самой собой разумеющее; в действительности, из-за того, что он так уверенно его принял - и сделал основанием не только для своей метафизики, но в определенной степени и для своей этики и даже эстетики - у него возникли такие проблемы с восприятием квантовой теории. Тем не менее, он все-таки принимал идею Эллиота, что человеческие существа никогда не смогут познать все "законы" Природы по причине непреодолимой ограниченности своего разума. Эллиот провокационно писал:

   Давайте для начала спросим, почему все прошлые попытки разрешить первичные загадки потерпели неудачу, и почему они неминуемо будут терпеть неудачу. В первую очередь, благодарить надо тот факт, что все знания основаны на чувственных ощущениях и, следовательно не могут выйти за рамки того, что воспринимается органами чувств. У человека есть всего пять или шесть разновидностей чувств, и все они основаны на одном изначальном чувстве осязания... Теперь, если представить, что нам посчастливилось иметь тысячи чувств вместо пяти, станет ясно, что наша концепция Вселенной предельно отличалась бы от существующей сейчас. Нельзя предположить, что Вселенная имеет всего пять характеристик, поскольку у нас всего пять чувств. Напротив, мы должны признать, что число ее характеристик, возможно, бесконечно, и что, чем больше чувств мы имеем, тем полнее ее познаем. (2-3)

   К этой удивительной концепции я вернусь позже; она крайне будоражила воображение Лавкрафта, а самого Эллиота заставила с необычным цинизмом написать: "Все наши достижения подобны следам мыши-полевки на склоне горы" (27). В любом случае Лавкрафт эхом вторит Эллиоту, когда в эссе 1921 г. "В защиту Дагона" заявляет: "Человеку с его нынешним сенсорном и интеллектуальном аппаратом, видимо, невозможно получить знание выше определенного предела". На первый взгляд здесь оставлена открытой возможность будущего усовершенствования человеческого сенсорного и интеллектуального аппарата, однако Лавкрафт, вероятно, ничего такого не подразумевал; в любом случае, эпистемология была слабейшей частью его философии - возможно, потому что он не уделял ей особого внимания или не считал, что она нуждается в специальном внимании.