Читаем Жизнь Лавкрафта полностью

   Что я есть? Какова природа окружающей меня энергии и как она на меня воздействует? До сих пор я не видел ничего, что могло бы подать мне идею, что космическая сила есть проявление разума и будет подобна моему собственному разуму, только бесконечно увеличенному; могущественное и целеустремленное сознание, которое лично и непосредственно имеет дело с жалкими обитателями грязного пятнышка на заднем дворе микроскопической вселенной, которое избрало этот мерзкий нарост местом, куда был послан его единождырожденный Сын, чья миссия - искупить грехи тех проклятых вшей-обитателей грязного пятнышка, которых мы зовем людьми - ба! Простите, но "ба!" Даже несколько раз "ба!", но из вежливости я произнесу всего одно. Но все это настолько глупо. Я не могу не возражать против философии, которая попытается скормить мне эту дрянь.


   Честно говоря, в этом пассаже не так уж много реальных рассуждений, и Лавкрафт это сознавал; и, разумеется, он с умыслом сдобрил свою оценку всевозможной пейоративной лексикой ("жалкие обитатели", "мерзкий нарост" и т.д.) Если из этого и можно извлечь некий аргумент, то это аргумент от вероятности, так как Лавкрафт прекрасно знал, что не существует способа доказать отрицательную пропозицию (т.е. пропозицию, что Бога нет). Здесь стоит процитировать куда более позднее письмо, поскольку его философский смысл в основе тот же самый:


   Я определенно не вижу иной разумной позиции помимо той, что проистекает из полного скептицизма, сдобренного склонностью к тому, что существующие свидетельства делают наиболее вероятным. Все, что я хочу сказать - по-моему, чертовски маловероятно, чтобы существовало нечто вроде единой космической воли, духовного мира или вечного бытия для личности. Из всех предположений, которые можно сделать о вселенной, они наиболее несообразные и голословны, а я недостаточно педантичен, чтобы притворяться, что не расцениваю их как отъявленный и никчемный бред лунатиков. Теоретически я агностик, но вплоть до появления рациональных доказательств меня следует классифицировать, условно и фактически, как атеиста. Шансы на истинность теизма для меня столь микроскопичны, что я бы был педантом и лицемером, назови я себя иначе.


   Одним из мощнейших оружий, которые Лавкрафт обрел в своей битве против религиозной метафизики (и, к слову сказать, этики), была антропология. Антропологическая мысль конца XIX столетия давала столь убедительный для Лавкрафта отчет о природном происхождении религиозных верований, что не требовалось более объяснить их цепкую власть над умами человеческих существ. В эссе "В защиту Дагона" он пишет: "Объяснение `духовных' переживаний на самом деле наиболее важный из всех материалистических доводов; так как это объяснение не только чрезвычайно убедительно, но и адекватно показывает, что человек никак не мог бы развиться, не приобретя подобных ложных представлений". Данная концепция обстоятельно развивается в его эссе "Идеализм и материализм - размышление", которое было опубликовано в номере "National Amateur", датируемом июлем 1919 года. Это, однако, не означает, что эссе было написано именно тогда или ранее - поскольку выход этого номера (напечатанного У. Полом Куком) задержался на два года и, похоже, был выпущен вскоре после выборов в НАЛП (лето 1921 г.). В любом случае эссе Лавкрафта - своего рода осовремененная "естественная история религии":


   Поскольку для неискушенного ума невероятна концепция безличного действия, каждый природный феномен был снабжен целью и личностью. Если молния бьет в землю, то она умышленно брошена неким незримым существом на небесах. Если река течет к морю - это из-за того, что некое незримое существо умышленно толкает ее вперед. И поскольку люди не ведали иных источников действия помимо себя, эти незримые порождения воображения были наделены человеческими чертами, противоречащими их сверхчеловеческим силам. . Так возникла удивительная раса антропоморфных богов, обреченная столь долго иметь власть над своими создателями.


   Это мнение - что первобытные люди были, грубо говоря, просто плохими философами, которые превратно толковали истинную природу феноменов - развивалось рядом видных антропологов конца XIX века. Хотелось бы верить, что Лавкрафт прочел "Примитивную культуру" (1871) Эдварда Бернетта Тейлора - поворотную веху в этой сфере, которая по-прежнему имеет некоторую ценность, но я не нашел никаких свидетельств в подтверждение этого. С большей уверенностью мы можем утверждать, что религиозная антропология Лавкрафта берет свое начало в "Мифах и мифологах" Джона Фиске (1872) и "Золотой ветви" сэра Джеймса Джорджа Фрейзера (1890), которые он точно прочел (хотя Фрейзера немного позже). Книга Фиске имелась в его библиотеке. Подобно Геккелю, Джон Фиске (1842-1901) со временем несколько пострадал от снижения оценки, но в свое время он считался видным антропологом, философом и (в последние годы жизни) историком.

   Вот Фиске - о происхождении религии:


Перейти на страницу:

Все книги серии Шедевры фантастики (продолжатели)

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее