И снова следует подчеркнуть, что ни одна из этих этических установок не есть прямое следствие космицизма; это, скорее, разнообразные психологические реакции на осознание космической незначительности человечества в масштабах бескрайней вселенной. По сути, это довольно причудливое соединения эпикурейства с шопенгауэризмом. Непосредственно перед тем, как озвучить второе утверждение, Лавкрафт написал: "Наслаждаться безмятежностью и способствовать безмятежности других - самое стойкое из наслаждений. Таково было учение Эпикура, ведущего этического философа мира". Но Лавкрафт окружает это высказывание следующим:
Следует прийти к осознанию того, что вся жизнь - лишь комедия тщетных желаний, где есть те, что ломаются как клоуны, и те, кто хладнокровно и бесстрастно наблюдают - счастливчики, которые могут смеяться над стараниями ломак. Полнейшая пустота всех общепризнанных целей человеческих усилий презабавно очевидна для беспристрастного наблюдателя - могила зияет и ухмыляется так иронично!... Если чей-то интерес к жизни угасает, позволим ему обратиться к помощи другим в подобном состоянии, и увидим, как у него появятся некоторые мотивы для возвращения интереса.
Это примечательно напоминает абзац из"Упражнений в пессимизме" Артура Шопенгауэра - фактически единственной книги Шопенгауэра, которую Лавкрафт, очевидно, прочел: "Самое действительное утешение в любом несчастии и во всяком страдании заключается в созерцании людей, которые ещё несчастнее, чем мы, - а это доступно всякому. Но какой в сущности в этом прок?"
Другой пассаж из того же письма Лавкрафта - одно из его самых горьких этических замечаний, и в нем он ясно связывает эпикурейство, шопенгауэризм и космицизм в четкое (хотя и не логически безупречное) целое:
В то время, когда я присоединился к Союзу, я был не слишком в восторге от бытия. Мне было 23 года, и я понимал, что мои недостатки не позволят мне добиться в этом мире какого-то успеха. Ощущая себя полным нулем, я чувствовал, что меня попросту можно вычеркнуть. Но позднее я осознал, что даже успех пуст. Как бы ни неудачен я был, я сравняюсь с величайшими - и ничтожнейшими - в сырой земле или погребальном костре. И я видел, что, пока суд да дело, тривиальность никоим образом не презирается. Успех - относительная вещь, в масштабе космической бесконечности победа мальчишки в шарики равна победе Октавия при Акции. Так что я заозирался в поисках других заурядных и неполноценных особей и нашел удовольствие в осчастливливании тех, кому могли помочь те ободряющие слова или услуги критика, которые я был способен предоставить. То, что я был способен ободрить то пожилого господина, то немощную старую леди, глуповатого юнца или человека, которого обстоятельства лишили образования, приносит мне ощущение бытия не совсем бесполезного, почти дающего заменитель реального успеха, который я никогда не познаю. Что за беда, если никто не услышит о моих трудах или если эти труды касаются только страждущих посредственностей? Несомненно хорошо, что неудачник обретет столько счастья, сколько сможет; и тот, кто добр, полезен и терпелив со своими товарищами по несчастью, также несомненно делает свой взнос в объединенный запас мирового спокойствия, как и тот, кто своими великими дарованиями способствует рождению империй или продвигает вперед знания цивилизации и человечества.
Как это ни трогательно, интересно, как это сочетается с заявлениями, сделанными в 1921 ("Я ничего не жду от человека и отрекаюсь от [своей] расы... Лучше смеяться над человеком извне вселенной, чем рыдать по нему внутри") или 1923 г. ("Честно говоря, моя ненависть к человеческому животному стремительно растет, чем больше я гляжу на этого проклятого паразита и чем больше гляжу на воплощенные труды их злобных, жалких и садистских психических процессов"). Но, возможно, реального противоречия нет: Лавкрафт, даже не будучи подлинным пессимистом или мизантропом, никогда не закрывал глаза на глупые и позорные выходки человечества. Но приведенная длинная цитата может помочь нам понять, почему изначально извлек из космицизма пессимизм. Несмотря на многочисленные заявления обратного, подозреваю, что он испытывал своего рода разочарование, когда обозревал бесчисленные миры бескрайнего космоса; первой реакцией вполне могло быть радостное возбуждение, но, вероятно, немного погодя к нему пришло ощущение полной тщетности всех людских усилий перед лицом безграничности космоса и незначительности в нем человечества. На следующей стадии Лавкрафт обратил пессимизм себе на пользу, и тот стал бастионом против маленьких трагедий его бытия - неспособности окончить школу и поступить в колледж; неспособности получить работу; недовольства своими творческими успехами - так как все эти вещи можно было расценить как космически несущественные, как бы сильно они не влияли на его жизненные обстоятельства. За следующее десятилетие Лавкрафт во многом отступился от пессимизма Шопенгауэра, взамен развив собственную идею "индифферентизма"; но об этом стоит поговорить позже.