Читаем Жизнь Лавкрафта полностью

   Ничего не зная ни о физических силах, ни о слепом постоянстве, с которым определенное последствие неизменно следует за своей причиной, данное человек из доисторического прошлого мог интерпретировать деяния природы лишь по аналогии со своими собственными действиями. Единственной силой, которую они знали, была сила, которую они непосредственно сознавали, - сила воли. Соответственно, весь внешний мир представлялся их воображению наделенным силой воли и управляемым ею. Они персонифицировали все вокруг - небо, облака, гром, солнце, луну, океан, землетрясения, смерчи.


   Далее Фиске констатирует, что сны и страх смерти привели к идее нематериальной души, которая переживает тело - то, чему Лавкрафт вторит во многих эссе и письмах. А стоило в ранних цивилизованных общинах утвердиться религии, как она оказалась увековечена систематическим обращением молодежи в соответствующие религиозные верования. Любопытно, что вопреки пониманию Лавкрафтом распространенности религиозных верований, в ранние годы он время от времени выражал оптимистичную веру в их исчезновение:


   Прогресс науки, в конце концов, полагаю... положит конец спиритуализму среди людей образованных и даже полуобразованных... Самого знания о приблизительных размерах наблюдаемой вселенной достаточно, чтобы навеки разрушить идею о персонифицированном божестве.


   Доктор Зигмунд Фрейд из Вены, чью систему психоанализа я начал изучать, вероятно, доказывает конец идеалистического мышления.


   Это один из многих случаев, когда Лавкрафт преувеличивал способность рационального ума творить верования и управлять поступками; несколько иным образом это мнение отразится и в его сочинениях. Немного позднее Лавкрафт пришел к иному, более сдержанному взгляду на религиозные верования:


   Моя точка зрения - что религия все еще годна для толпы, что она, как ничто иное, помогает упорядочивать ее поведение и что она дает толпе эмоциональное удовлетворение, которое та нигде больше не может получить. Я не говорю, что она справляется с любой из этих задач так же хорошо, как справлялась раньше, но все-таки говорю, что, с моей точки зрения, ничто другое не смогло бы справиться с ними так же хорошо даже сейчас. Грубое человеческое животное неискоренимо суеверно, и тому есть все биологические и исторические причины. Нерелигиозный варвар - это научный нонсенс. Рациональные концепции вселенной требуют умственной победы над врожденными эмоциями, совершенно невозможной для неразвитого и необразованного ума. Агностицизм и атеизм ничего не значат для крестьянина или рабочего. Мистика и телеологическая персонификация природных сил - в его плоти и крови, он не может представить отдельно от них космос (т.е. Землю, единственный космос, который ему постижим). Заберите у него христианского бога и святых, и он примется почитать что-нибудь еще.


   Даже учитывая цинизм этого пассажа, похоже, что Лавкрафт здесь в большой степени попадает точно в цель; трудно и вообразить, что он бы сказал про рецидив крайне невежественного фундаментализма последних двух десятилетий. Все же Лавкрафт, возможно, не так уж и ошибался, полагая, что раскол между интеллигентными агностиками и религиозной "толпой" пришелся на его дни - и будет ушлубляться по мере дальнейшего прогресса науки. Историк Джеймс Тернер проследил подъем агностицизма в Америке после Гражданской войны до умаления трех главных "китов" религиозной веры: 1) Священного Писания (чья претензия на "слово Божье" была поставлена под сомнение "высокой критичностью" середины XIX века, которая обнаружила в Старом и Новом Заветах неприятные неувязки); 2) аргумента от замысла (аннулированного Дарвином); и 3) "душ" у человеческих существ (объясненных психологией и антропологией).

   Здесь я хочу, наконец, вернуться к любопытным заявлениям, сделанным в "Исповеди Неверующего", где Лавкрафт засвидетельствовал свой "циничный материализм" и свои "пессимистичные космические взгляды", ибо они позволяют перейти к рассмотрению ранней этики Лавкрафта. Почему циничный? Почему пессимистичные? Что в материализме или космицизме способно привести к подобной установке? Если брать чистую логику - ничто: материализм и космицизм, как метафизические принципы, не порождают прямых этических следствий и, следовательно, нашей задачей является установить, как и откуда Лавкрафт их взял. Давайте рассмотрим некоторые его заявления периода 1919-20 годов:


   Есть реальное утешение в научном воззрении, что ничто не имеет большого значения; что единственная логичная цель человечества - минимизировать остроту страданий большинства и извлечь некое удовлетворение, происходящее из упражнений ума в поисках истины.


   Секрет истинного довольства... лежит в достижении космической точки зрения.


Перейти на страницу:

Все книги серии Шедевры фантастики (продолжатели)

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее