Жизнь Нины Камышиной. По ту сторону рва

Голова наливалась невероятной тяжестью, казалось, вот-вот лопнет!

Дорога стелилась по ледяной реке — гладкая, ровная дорога. Под полозья набегала сухая поземка.

Глава тридцатая

На нетерпеливый Нинин стук дверь открыла Натка.

— Ты уже все знаешь? — испуганно спросила Натка.

— Что все? Что с мамой? Где она?

— На службе, и Африкан на службе. — Идя за сестрой, Натка бестолково говорила. — Мы думали, ты позже приедешь, газеты в деревню с опозданием приходят. Мы не знали, что тебе телеграмму дали. Это ужасно. У нас в школе был митинг. — В коридоре, перейдя на шепот, Натка сказала: — Назарова в нашей комнате сидит, тебя ждет. Такая странная! Я ее убеждала, что тебя приведу, а она говорит, что сама тебя дождется.

В их комнате сидела Маруся. Она подняла на Нину глаза, и лицо ее сморщилось.

— Я за тобой… Он звал… просил тебя привести…

— Кто?! — пугаясь неестественно-спокойного тона Маруси и зная наперед, что она ответит, спросила Нина.

— Виктор, — Маруся долго раскуривала папиросу, и Нина со страхом следила за ее дрожащими пальцами.

— Что с Виктором? Да говорите же вы?! — взмолилась Нина.

Натка громко всхлипнула.

— Перестань! — прикрикнула на нее Маруся.

Натка, зажав рот платком, выскочила из комнаты.

— Что с Виктором? — Ноги у Нины сами собой подогнулись, и она опустилась в кресло.

Все тем же глуховатым, неестественно спокойным тоном, останавливаясь, чтобы затянуться дымом, Маруся пояснила: Виктор Зорин, как Нине известно, организовывал красный обоз. В тайге на обоз напали кулаки с обрезами. На первой подводе сидел секретарь партячейки. Кинулись на них. В них стреляли. Они отстреливались… Виктор… — Маруся шарила руками по столу, как слепая, ища спички. Она взглянула на Нину и поспешно сказала:

— Нет, нет! Он ранен. Ему сделали операцию, вынули пулю. Ната! Принеси воды! — крикнула Маруся. — Делал профессор Санин.

Нина взяла из рук Натки чашку и, проливая воду, с жадностью стала пить.

— Одевайся, — сказала Маруся, хотя Нина так и не сняла пальто.

— Вы хоть поешьте, — попросила Натка.

— Нет, что ты! Пошли, пошли, — заторопилась Нина.

Натка собралась было пойти с ними, но Маруся решительно запротестовала.

Квартала два они прошли в молчании. От быстрой ходьбы у Нины снова разболелось колено.

— Не беги, — сказала Маруся, — сейчас консилиум, нас еще могут не пустить к нему.

— Он в тяжелом состоянии?

Маруся удивленно взглянула на Нину и вытащила носовой платок.

— Я, кажется, немного простудилась, — сказала она, сморкаясь. Помолчав, снова заговорила, не глядя на Нину. — О героизме Виктора написали в газете. Я потом найду тебе эту газету.

Снег падал такой густой, что в нескольких шагах ничего не было видно.

Наконец, сквозь сплошную движущуюся пелену снега замаячили высокие корпуса клиник. Маруся оставила Нину в приемном покое, а сама куда-то ушла. Вернулась в белом халате, другой халат несла для Нины.

Потом Маруся взяла Нину за руку и повела по широкому коридору. С одной стороны окна, за ними белые деревья и белый снег, с другой — белые двери, вдоль стен диваны в белых чехлах.

— Подожди минутку. — Маруся скрылась за дверью и тотчас же вышла с высокой женщиной. — Вот, доктор, она, — сказала Маруся и слегка подтолкнула Нину к женщине.

Доктор несколько томительно долгих, вязких секунд — ведь за какой-то из этих белых дверей Нину ждал Виктор — разглядывала Нину.

— Деточка, будь умницей. Ему нельзя волноваться и ни в коем случае нельзя говорить. Если сумеешь держать себя в руках, я тебя пущу к нему. Обещаешь?

— Обещаю, — Нина хотела спросить доктора, как себя чувствует Виктор, но испугалась, что не сумеет скрыть своего волнения — тогда ее не пустят, и промолчала.

Маруся легонько пожала ей руку.

— Иди.

Доктор обняла Нину за плечи и ввела ее в палату.

В палате две койки. На одной мальчик с белой повязкой на голове и на груди, он весь забинтован, другая койка пустая — на подушке еще сохранилась вмятина от головы, одеяло откинуто. Наверное, Виктора унесли на перевязку.

— Мне подождать? — шепотом спросила Нина у доктора.

Мальчик что-то замычал. Нина мельком взглянула на него и в смятении сделала шаг к двери. Но взгляд мальчика заставил ее смотреть на него. Ей показалось, что прошло много времени, хотя прошло не более секунды, как она все поняла: мальчик — это не мальчик, а Виктор. Черты лица его утончились, рот стал непомерно-большой, пухлые губы запеклись.

Нина знала, что болезнь изменяет человека, но Катя менялась постепенно. А сейчас… этот Виктор был новым, чужим человеком и, казалось, ничего общего не имеет с тем парнем в юнгштурмовке.

Доктор подвела Нину к кровати, посадила на стул.

— Помни, голубчик, — тихо произнесла она, — ты мне обещала. Нашему герою разговаривать запрещено.

В палату вошла пожилая сухонькая женщина в белом халате.

— Это сестра, — сказала доктор, — понадобится что-нибудь — сестра рядом, в дежурке. — Пощупав у Виктора пульс, доктор вышла.

Наконец и сестра ушла. Они остались вдвоем.

— Подвинься ближе, — прошептал Виктор.

— Тебе нельзя разговаривать, — испугалась Нина.