Читаем Жизнь по-американски полностью

Придя к власти, сандинисты начали предпринимать попытки экспортировать идеи марксистской революции в соседний Сальвадор и другие страны Централънои Америки. Они оказались настоящими мастерами пропаганды, изображая себя в глазах европейцев и американцев хорошими и добрыми, говоря при этом, что осуществлению их демократических реформ мешает "великий северный колосс", то есть мы.

В начале моего пребывания в Белом доме мы выступили с инициативой оказать помощь странам Карибского бассейна и Центральной Америки в преодолении тех огромных экономических и социальных трудностей, которые создают во многих из них благоприятную почву для возникновения революции и ведения подрывной деятельности. Но вскоре стало совершенно очевидно, что этого будет недостаточно, чтобы остановить приверженцев марксизма, финансируемых Кастро и Брежневым. И хотя раньше наши друзья в Мексике и Венесуэле дали понять, что будут всячески содействовать нашим усилиям, направленным на то, чтобы препятствовать проникновению марксистской идеологии в Латинскую Америку, становилось ясно, что они не готовы взять на себя необходимые для этого обязательства, и получалось, что в основном только США должны будут оказывать такое противодействие, но не вводя свои войска. Со своей стороны я никогда не рассматривал подобного варианта.

Билл Кейси и еще несколько сотрудников ЦРУ разработали план противостояния коммунистической угрозе в Центральной Америке. Он включал в себя программу тайных операций на несколько месяцев вперед по оказанию поддержки никарагуанцам, выступающим против сандинистского правительства и пытающимся остановить переправу советского оружия с Кубы в Никарагуа и Сальвадор. Вначале их было немного, но они составили ядро никарагуанских борцов за свободу.

Через месяц, после более детальной проработки программы, я одобрил план, надеясь, что с его помощью можно будет остановить проникновение коммунистических идей в страну, находящуюся в семистах милях от наших границ. Как будут развиваться события — покажет время.


На фоне всех этих событий началось разрушение "железного занавеса". В Польше наступал процесс прозрения и освобождения от идей советского коммунизма — тогда мы еще не осознавали, что это стало предвестником грядущих великих исторических событий в Восточной Европе. Польские смельчаки выступили с требованием одного из основных прав человека — права организации профсоюза вопреки правительству, запрещающему образование любого другого органа власти или влияния, кроме него самого.

Но, увидев, что волна героического и стихийного свободолюбия не утихает, коммунистические лидеры Польши были вынуждены минимально удовлетворить требование "Солидарности", созданной Лехом Валенсой, признав профсоюз действительным выразителем интересов рабочих; под неослабевающим давлением правительство даже заявило, что собирается провести крошечную демократическую реформу польской коммунистической партии.

На подобные акты неповиновения Москва ответила весной 1981 года началом военных маневров вдоль польской границы. В Варшаве было введено чрезвычайное положение и был отдан приказ остановить начавшийся процесс либерализации. К тому времени в силу несостоятельности коммунистической доктрины польская экономика приближалась к развалу и была уже не способна прокормить народ, и тогда же, резко сократив кредиты, Москва поставила ее на грань полного краха.

Как мне кажется, в Польше происходили волнующие события. За "железным занавесом" пробивало себе дорогу к жизни одно из основных и неукротимых стремлений человека — стремление к свободе. Это была первая трещина в оплоте коммунистического тоталитаризма.

Я хотел занять такую позицию, которая бы ни в коей мере не препятствовала начавшемуся процессу и в то же время всячески бы ему способствовала. Именно его мы ждали после окончания второй мировой войны. То, что происходило в Польше, могло захватить и всю Восточную Европу.

Но мы были ограничены в своих действиях, и поэтому перед нами встал ряд проблем.

Несмотря на наше желание дать знать польскому народу о нашей поддержке в их борьбе за свободу, мы не могли допустить каких-либо действий, в результате которых у них сложилось бы неверное впечатление о нашей готовности оказать военную помощь во время революции (некоторые считают, что Соединенные Штаты так же поступали незадолго до обреченного на неудачу восстания 1956 года в Венгрии). Как бы ни было велико желание помочь, но наши люди могли поддержать далеко не все действия, имевшие место в Польше, особенно в той непонятной ситуации, когда польское правительство, по всей видимости, потребовало ввода советских войск.

Перейти на страницу:

Похожие книги

«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное