Жизнь по-американски

Мы хотели помочь накормить голодающих поляков и в то же время не хотели делать ничего, что поддерживало бы хиреющее правительство и продлевало бы жизнь коммунистической идеологии. Мы не хотели способствовать сохранению коммунистического правительства, подпирая разваливающуюся экономику страны, и в то же время мы понимали, что если наступит экономический крах, то он может вызвать бурное народное восстание, для подавления которого будут введены советские танки, и, таким образом, зарождающееся демократическое движение будет обречено. Летом того же года наше правительство поддержало усилия американских и европейских банков в переговорах по продлению сроков выплаты Польшей своего международного долга, чтобы избежать экономического краха; также было принято решение об отправке в Польшу продовольствия на несколько миллионов долларов. Мы поддерживали очень сложное равновесие.

Почти сразу же после моего вступления в должность президента мы информировали Москву о том, что любыми имеющимися дипломатическими средствами будем оказывать сопротивление советскому военному вмешательству в дела Польши. В конце весны разведслужба доложила о готовящемся вторжении в Польшу. Поэтому я написал Брежневу, что подобные действия вызовут очень негативную реакцию у Соединенных Штатов и стран Запада, и заявил, что в этом случае Советы могут забыть о новых соглашениях в области ядерных вооружений, а также об улучшении торговых отношений с Соединенными Штатами и ожидать самых жестких экономических санкций, если такое вторжение будет предпринято. Брежнев ответил, что происходящие в Польше события являются внутренним делом польского правительства и Советский Союз не интересует отношение Соединенных Штатов к положению в Польше.

После начала переписки, последовавшей в апреле вслед за моей выпиской из больницы, мы обменялись с Брежневым еще несколькими холодными письмами, в которых выражалась заинтересованность в продолжении нашего диалога. Но в них всегда звучал отказ отступить от доктрины Брежнева (хотя сам он ее так не называл), а я со своей стороны продолжал говорить о бесперспективности попыток улучшения наших отношений до тех пор, пока Советский Союз не прекратит политику экспансионизма и подрыва демократических правительств. Одно из моих писем заканчивалось фразой, что "в итоге Соединенные Штаты более заинтересованы в действиях, способствующих делу мира, нежели в словах".

Отважные польские докеры вели борьбу за свободу в течение всей осени 1981 года. Развитие событий порождало упорные слухи и сообщения о готовящемся советском вторжении, одновременно мы продолжали выражать свое негативное отношение к подобной возможности. И вот в воскресенье, 13 декабря, Польша и Москва предприняли конкретные действия. Без всякого предупреждения польское военное правительство закрыло границы, прекратило связь с остальным миром, арестовало лидеров "Солидарности" и ввело в стране военное положение.

Такой развязки было недостаточно для военного вторжения, о котором мы предостерегали, но наши эксперты-разведчики установили, что вся акция была подготовлена Москвой и проводилась по ее приказу.

Дня через два после этого Александр Хейг конфиденциально сообщил мне, что посол Польши в Вашингтоне Ромуальд Спасовский просит политического убежища. Нашим людям удалось тайно увезти его, чтобы до него не добрался КГБ, — посол, его жена, дочь и зять были переправлены в безопасное место.

Спустя два дня я записал в дневнике:

"На сегодняшнем заседании Совета национальной безопасности я сказал, что для нас это может быть последней возможностью при жизни видеть перемены в колониальной политике советской империи в Восточной Европе. Мы должны заявить, что до тех пор, пока в Польше не будет отменено военное положение, не будут освобождены арестованные и не возобновятся переговоры между Валенсой и польским правительством, мы подвергнем как Советы, так и Польшу изоляции в торговле и прекратим с ними всякую связь. Также следует призвать наших союзников по НАТО и другие страны поддержать эти санкции, в противном случае они рискуют пойти на разрыв отношений с нами. Выступление по телевидению готовится".

22 декабря я встретился с послом Спасовским и его женой в Овальном кабинете; лица обоих выражали одновременно отчаяние и облегчение. Они просияли, когда я сообщил им, что Америка приветствует их как истинных польских патриотов. Спасовский рассказал мне, что уже несколько лет они думали о том, чтобы не возвращаться на родину, постепенно утверждаясь в своем решении, и вот теперь, после введения в стране военного положения и падения "Солидарности", они решились на этот шаг.

Встреча взволновала нас, но оставила в моей душе чувство сильнейшего раздражения по отношению к людям в Кремле, считавшим себя вправе держать в плену целую нацию.

Позднее я узнал, что генералы, которые правили Польшей, приговорили Спасовского к смерти.