Читаем Жизнь по-американски полностью

Проблем, однако, оставалось немало: "Хизбаллах" хотела избавиться от опеки "Стражей иранской революции" и требовала, чтобы Соединенные Штаты оказали давление на правительство Кувейта и оно выпустило бы из тюрьмы семнадцать шиитских террористов, организовавших взрывы в американском и французском посольствах в 1983 году. Но такую цену за освобождение наших заложников мы заплатить не могли. Это было противно всем нашим принципам. Мы хотели вернуть домой заложников, но не могли обратиться к правительству другой страны с просьбой помиловать террористов, вина которых была доказана на суде. И это при том, что мы призывали весь мир ужесточить борьбу с терроризмом.

Несмотря на все эти проблемы и различные задержки, разочарования и огорчения, иранская инициатива все же как будто давала плоды. И мы не обменивали заложников на оружие. То оружие, которое было продано Ирану, не попало к террористам, похитившим наших соотечественников.

После того как был освобожден отец Дженко, Билл Кейси и сотрудники Совета национальной безопасности стали убеждать меня, что необходимо отправить в Иран еще одну небольшую партию запасных частей к ракетам, — в знак доброй воли и благодарности с нашей стороны. Кейси говорил, что в противном случае тот член иранского правительства, с которым мы имеем дело, потеряет лицо и его даже могут казнить. Более того, при отсутствии знака доброй воли с нашей стороны может случиться, что террористы убьют оставшихся трех американских заложников. Я дал согласие на посылку дополнительной партии оружия, и опять наступило гнетущее ожидание: освободят ли еще кого-нибудь?

Примерно в это же время Джордж Шульц заявил мне, что собирается подать в отставку с поста государственного секретаря. Это не было связано с нашей политикой в Иране, хотя он не скрывал своих возражений против нее. Он обвинял Уайнбергера, Кейси и Пойндекстера в сговоре против него и считал, что они за его спиной проталкивают внешнеполитические шаги, с которыми он не согласен. Он опасался, что я утратил к нему доверие. "Это неправда, — записал я в дневнике. — Я хочу, чтобы он оставался на своем посту до окончания моего президентского срока". На другой день у нас состоялась беседа в Овальном кабинете. Я сказал Джорджу, что мы с ним настроены на одну волну, и убедил его не уходить в отставку. И слава Богу, что мне это удалось, потому что он оказался просто незаменимым на состоявшихся вскоре переговорах с Советами по контролю над вооружениями.


Не знаю, что я ожидал услышать от отца Дженко, когда принимал его с семьей в Овальном кабинете после его освобождения. По пути домой он заезжал в Рим, где имел аудиенцию у папы римского. Дженко был милый, мягкий в обращении и очень симпатичный человек, но я был удивлен тем, как он отзывался о похитивших его террористах. Казалось, он был даже благожелательно настроен к мусульманам, которые лишили его свободы на девятнадцать месяцев. Во всяком случае, он не сказал о них ни одного худого слова и как будто не держал на них зла. Я подумал, что это, возможно, "стокгольмский синдром" — когда после долгого пребывания в плену пленники как бы усваивают образ мыслей своих тюремщиков. А может быть, как истинный христианин, он просто не помнил обид.

Отец Дженко вручил мне два письма. Одно было копией того, которое он, по просьбе своих тюремщиков, написал папе Иоанну Павлу II. В нем содержались типично шиитские обвинения в адрес Запада, который якобы "эксплуатирует женское тело". В письме он также просит папу помочь мусульманам-шиитам, "беднейшим из бедных", которые, по словам отца Дженко, ютятся в жалких жилищах, не получают медицинской помощи, не имеют возможности дать образование детям, найти достойную работу и лишены права голоса в правительстве.

Другое письмо было адресовано лично мне. В нем говорилось:

"Уважаемый Президент Рейган!

За час до того, как я покинул свое последнее место заключения, руководитель группы, державшей нас заложниками все эти месяцы, передал мне устные послания для Его Святейшества папы Иоанна Павла II, Вас и родственников Терри Андерсона, Дэвида Джекобсена и Томаса Сазерленда. Он также попросил меня передать семье Андерсона их соболезнования по поводу смерти отца и брата Терри, а также соболезнования преподобному Бену Уэйру по поводу трагической кончины его дочери в Каире.

Содержание послания, которое я должен передать лично Вам, строго конфиденциально, и я обязался открыть его только Вам и семьям трех оставшихся американских заложников с условием, что они тоже будут держать его в секрете. Хотелось бы, господин Президент, сообщить Вам радостную весть, но не могу. Вот что мне поручили Вам передать: Терри Андерсон, Дэвид Джекобсен и Томас Сазерленд будут освобождены только в том случае, если Кувейт выпустит из тюрьмы семнадцать заключенных-шиитов. Их судьбы — так же как и судьбы других американцев — непосредственно зависят от скорого выполнения этого условия.

Перейти на страницу:

Похожие книги

«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное