Читаем Жизнь по-американски полностью

Двадцатого ноября, когда шум в прессе длился уже более двух недель, Дон Риган сказал мне, что Джордж Шульц, который к тому времени заявил представителям прессы, что он категорически возражал против иранской инициативы, просит о встрече и собирается предъявить мне ультиматум: или я уволю Джона Пойндекстера, или он подаст в отставку. Вечером я пригласил Дона и Джорджа в Белый дом — его жилую часть, — чтобы обсудить создавшуюся ситуацию. Джордж действительно был сильно взвинчен и убеждал меня отправить Пойндекстера в отставку. Он говорил, что Пойндекстер ввел нас в заблуждение относительно того, кому поставлялось оружие. Он не грозил отставкой, но все же после совещания я записал в дневнике: "Боюсь, что он вскоре заявит: либо кого-то уволят, либо уйду я. Созвал на понедельник совещание, на котором будут кроме нас троих Кэп У., Билл Кейси, Джон П. и вице-президент. Надо окончательно разобраться в иранском деле".

Я уважал Джорджа Шульца за кристальную честность. Его слова зародили во мне сомнение: может быть, я не все знал об иранской инициативе? Поэтому на следующий день я пригласил в Белый дом министра юстиции Эда Миса и повторил ему слова Джорджа Шульца.

Эд сказал, что его сотрудники уже обнаружили противоречия в наших утверждениях касательно поставок оружия в Иран. До тех пор я полностью полагался на Пойндекстера. Теперь я попросил Эда Миса провести тщательное расследование и установить, что же произошло на самом деле. Этот разговор состоялся в пятницу. Эд собирался работать весь уик-энд и доложить мне о результатах в понедельник.

Мы с Нэнси провели уик-энд в Кемп-Дэвиде. Стояла ясная, но очень холодная погода. Большую часть субботы и воскресенья я сидел перед телевизором, наблюдая, как меня распинают за иранскую инициативу.

В понедельник утром мы провели по иранскому вопросу двухчасовое совещание. После совещания я записал в дневнике: "Джордж Шульц по-прежнему утверждает, что нам не следовало продавать оружие иранцам. Я с ним спорил. В общем, мы высказали друг другу все свои аргументы".

И тут, в полпятого вечера, Эд Мис и Дон Риган принесли мне известие, которое имело эффект разорвавшейся бомбы: в течение уик-энда один из сотрудников Миса обнаружил документ, из которого следовало, что подполковник Оливер Норт, который договаривался с иранцами об освобождении наших заложников, часть полученных от них за оружие денег передавал "контрас0

в Никарагуа и что Пойндекстер об этом знал.

Поначалу я подумал, что ни Пойндекстер, ни Норт не могли этого делать, не поставив меня в известность, — наверно, Эд ошибается. Но Мис утверждал, что никакой ошибки быть не может — обнаруженный им меморандум не оставляет места для сомнений.

Вот что я записал об этом разоблачении у себя в дневнике: "После совещания Эд М. и Дон Р. рассказали мне фантастическую историю. За одну партию оружия иранцы заплатили израильтянам больше, чем мы брали с израильтян. Разницу израильтяне положили на тайный счет в банк. Затем наш подполковник Норт (СНБ) передал эти деньги "контрас"… Мне об этом ничего не было известно. И что хуже всего — Джон П. узнал об этом и также ничего мне не сказал. Возможно, придется потребовать, чтобы он ушел в отставку0

.

Оправившись от шока, я собрал кабинет и аппарат Белого дома и сказал им, что надо провести тщательное расследование и немедленно, ничего не скрывая, обнародовать его результаты. Попытка замять это дело только ухудшит наше положение. Рано утром на следующий день я встретился с лидерами конгресса — обеих партий и обеих палат — и сообщил им об открытии Миса. Затем я сделал сообщение для печати. Эд Мис более часа отвечал на вопросы корреспондентов. Мы рассказали им всю правду. Джон Пойндекстер подал в отставку с поста помощника президента по национальной безопасности, а Оливера Норта уволили из Совета национальной безопасности. Затем я выступил по телевидению. Я поручил бывшему сенатору Джону Тауэру, бывшему государственному секретарю (и тоже бывшему сенатору) Эдмунду Маски и бывшему советнику Белого дома по национальной безопасности Бренту Скоукрафту провести полное и независимое расследование. Я также попросил о назначении независимого прокурора, который установил бы, был ли нарушен закон.

69

Наделавшее столько шуму дело "Иранконтрас", естественно, принесло мне массу неприятностей. Впервые в жизни мне не поверили. Я рассказал американскому народу правду, но мне все равно не поверили. Но, хотя я и был огорчен, в отчаяние не впал. Овальный кабинет вовсе не был погружен в уныние, как утверждали в газетах. У меня были обязанности, и я продолжал их выполнять.

Перейти на страницу:

Похожие книги

«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное