Некоторые из моих откровенных высказываний о Советском Союзе весной 1982 года, как мне сообщили, весьма озаботили ряд наших европейских союзников, где антиядерное движение приобрело особый размах, подогреваясь демагогами, изображавшими меня лихим ковбоем, только и мечтающим, как бы разрядить свой ядерный револьвер и ускорить Судный день.
Отчасти из-за этой озабоченности в июне 1982 года, когда я отправился на Версальскую экономическую встречу в верхах, я принял приглашения выступить перед парламентами Великобритании и Западной Германии. Я хотел показать, что не занимаюсь игрой с огнем. Я высказал европейцам свое мнение: в ядерной войне не может быть победителей, и она не должна произойти; однако до того, как мы убедим русских убрать палец со спускового крючка, нам необходимо показать им, что существует определенная грань, за которой свободный мир не потерпит преступного поведения другой страны, и, чтобы это сделать, мы должны иметь возможность вести переговоры с русскими с позиции силы. Выступая перед членами британского парламента, я сказал: "Наша военная мощь — это предварительное условие мира, но должно быть ясно, что мы держим эту мощь в надежде, что она никогда не будет использована; последним решающим фактором в происходящей войне будут не бомбы и ракеты, а соревнование умов и идей, духовных решений, ценностей, которыми мы обладаем, убеждений, которые мы исповедуем, идеалов, которым мы преданы. Если история учит нас чему-нибудь, то она учит, что само-заблуждение перед лицом неприятных фактов — глупо. Сегодня мы видим вокруг себя приметы ужасной дилеммы — предсказания Страшного Суда, антиядерные демонстрации, гонку вооружений, в которой Запад ради своей защиты вынужден участвовать против собственной воли. В то же время мы видим силы тоталитаризма в мире, которые подрывают стабильность и разжигают конфликты по всей планете, чтобы продолжать яростное наступление на свободное человечество. Куда же мы должны идти? Должна ли цивилизация погибнуть под градом огненных атомов? Должна ли свобода умирать в тихом, успокаивающем сосуществовании со злом тоталитаризма?" Мой ответ был отрицательным.
Время было на стороне демократии: по всему миру наметились признаки того, что демократия находится на подъеме и коммунизму угрожает развал. Он должен погибнуть от неизлечимой болезни, именуемой "тирания". Он больше не может сдерживать энергию человеческого духа и врожденного стремления людей к свободе, и его конец неизбежен.
"Крах советского эксперимента, — отметил я, — не должен быть сюрпризом для нас".
Если мы сравним свободные и закрытые сообщества — Западную и Восточную Германии, Австрию и Чехословакию, Малайзию и Вьетнам, — именно демократические страны процветают и отвечают нуждам своих народов. А одним из самых простых, но наиболее наглядных фактов нашего времени является тот, что из миллионов беженцев, которых мы видим сейчас, все они прибывают из коммунистического мира, а не бегут туда.
Во время той поездки в Европу я хотел выполнить и другие задачи помимо убеждения европейцев в отсутствии у меня намерений привести западный блок к ядерной войне. Став президентом, я был поражен фактом, который считал абсолютно недопустимым, — демократические страны столкнулись с экспансионистской машиной, которая пыталась по всему миру навязывать свою систему, а мы, которые имели отлаженную государственную систему, ничего не делали, чтобы распространять наше видение свободы и саму систему, где народ руководит правительством, а не наоборот.
Итак, в выступлении перед европейскими парламентариями я делал упор на то, что, хотя демократические страны могут отличаться друг от друга, нас объединяет одна система убеждений: вера в свободу и отрицание деспотизма государства, отказ от подчинения прав личности государству и осознание того, что коллективизм подавляет лучшие побуждения личности. Демократические страны, предложил я, как и коммунистические, должны принять политику экспансионизма: мы должны попытаться помочь молодым странам Африки и других регионов стать демократическими, мы должны стать глобальными миссионерами мира, индивидуальной свободы, правительств, избранных народом, свободы печати, самовыражения, верховенства закона.
"Свобода — это не монопольная прерогатива нескольких счастливчиков, но неотъемлемое и всеобщее право всех людей… Уверен, что обновленная сила демократического движения, дополненная всемирной кампанией борьбы за свободу, улучшит перспективы достижения контроля над вооружениями и всеобщего мира", — подчеркивал я в своих выступлениях.
Если демократические страны, говорил я, будут и дальше решительно выступать против коммунизма и поддерживать распространение демократического строя, то результат неизбежен. Марксизм-ленинизм будет выброшен на свалку истории, как и другие предшествовавшие формы тирании.