Читаем Жизнь по-американски полностью

Через несколько дней после акта массового убийства Джордж Шульц, который был чрезвычайно возмущен этим варварством, согласно предварительной договоренности встретился в Мадриде с министром иностранных дел СССР Громыко. У них была возможность договориться о моей встрече с Андроповым в 1984 году. Однако Громыко, которого Джордж охарактеризовал как скрытного и несговорчивого, отказался признать какую-либо ответственность Советов за нападение, и все надежды на встречу в верхах испарились.

Помимо инцидента с корейским самолетом другие события той осени усилили мою уверенность в необходимости спасти мир, стоящий над ядерной пропастью. Они также усилили мою убежденность в срочной необходимости создания защиты от ядерных ракет. Вот отрывок из моего дневника за 10 октября 1983 года:

"День Колумба. Утром в Кемп-Д. Я просмотрел запись фильма, который Эй-би-си покажет 20 ноября. В фильме, названном "На следующий день", город Лоуренс в Канзасе оказывается стертым с лица земли в ядерной войне с Россией. Он сильно сделан — стоит своих 7 миллионов. Он очень впечатляет и оставил меня в подавленном настроении. Однако никто не купил у них ни одну из объявленных 25 трансляций, и теперь я понимаю почему… Моя реакция: мы должны сделать все возможное, чтобы уменьшить и окончательно ликвидировать вероятность ядерной войны".

Через некоторое время я писал:

"Отрезвляющая тренировка с капитаном В. и генералом Весси в Ситуационной комнате, короткий разбор полного плана действий в случае ядерной атаки".

В докладе, полученном мной из Пентагона двумя годами ранее, содержалось много фактов, которые остаются секретными до сих пор, и я даже не могу высказываться о них. Но если говорить просто, то это был сценарий последовательности событий, которые могли бы привести к гибели цивилизации в нашем понимании.

Во многом последовательность событий в этом сценарии совпадала с развитием событий в фильме. Однако в Пентагоне находились люди, которые говорили, что в ядерной войне можно победить. Я считал, что они сошли с ума. Хуже того, похоже, и некоторые советские генералы рассчитывали на победу в ядерной войне.

Несколько недель спустя, поняв, что мы должны сделать все возможное для создания защиты от смертоносного оружия массового поражения, рожденного атомной эрой, я дал зеленый свет ускорению исследований по разработке стратегической оборонной инициативы. В своем дневнике я записал:

"Около 50 ученых вовлечены в решение этой проблемы после моего выступления 23 марта 1983 г. Они начинали скептически настроенными, но теперь обрели энтузиазм. Мы продвигаемся".

Через несколько недель после того, как был сбит корейский авиалайнер, парламенты Великобритании, Италии и Западной Германии еще раз подтвердили свое намерение разместить "Першинги-П" и крылатые ракеты "Томагавк" в Европе.

К нам стали поступать слухи, что Советы собираются выйти из переговоров по ракетам средней дальности и пытаются добиться благоприятного общественного мнения в Европе. Я писал в этой связи:

"Некоторые из нас хотят, чтобы мы выступили с дополнительными предложениями. Это порочная стратегия для переговоров. Пришло время самим Советам выступить с собственными предложениями. Мы не можем менять свою позицию каждый раз, когда они говорят "нет". Зашел посол Хартман (Москва). Он подтверждает мою уверенность: Советы не будут серьезно говорить с нами об ограничении вооружений, пока мы не разместим "Першинги-II" и не продолжим работы над "МХ". Он также сказал, что в эти дни Андропова мало видят".

Спустя несколько дней после этой записи Советы вышли из женевских переговоров по ракетам средней дальности, а вскоре после этого и из переговоров по сокращению ракет большей дальности.

Они покинули поле, но я не считал, что игра окончена. Мы только сменили правила игры. А им они не понравились. Соединенные Штаты находились в самом выгодном за два десятилетия положении и могли говорить с русскими с позиции силы. Американская экономика переживала расцвет. Мы далеко ушли от конца 70-х годов, когда наша страна была поражена сомнениями и неуверенностью, пренебрегала своими вооруженными силами.

Америка снова обрела силу духа и военную мощь, и, как я выразился, возвращение русских к столу переговоров — вопрос только времени. Ситуация напоминала мне слышанную ранее историю о двух русских генералах. Один говорит другому: "Ты знаешь, мне больше нравилась гонка вооружений, когда в ней участвовали только мы".

Теперь мы участвовали в ней вместе, и русские знали это. Вот почему я ожидал, что они вернутся в Женеву.

74

Перейти на страницу:

Похожие книги

«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное