Жизнь, по слухам, одна!

Да уж. Спрашивать у нее было по меньшей мере непорядочно и уж точно очень глупо, но ему больше не у кого было спросить!

– А как ты думаешь?..

– Что?

– Если мы с тобой… ну… просто попробуем… Может, у нас получится? Нет, я не говорю – сразу, но, может, постепенно… Если надо, я за тобой буду ухаживать… вот, в кино сходим… Хотя, конечно, я понимаю, это вряд ли…

Ниночка не стала делать вид, что ничего не поняла из его сбивчивой речи.

– Димка, – сказала она и вытащила у него свою руку, – ты понимаешь, что второго раза я просто не переживу? Ну, если все опять повторится? Я тогда пойду на Неву и утоплюсь. И тебе будет стыдно за то, что ты меня окончательно погубил.

Он вздохнул так, что куртка на груди поднялась горой. Вообще куртка на нем странно топорщилась, как будто под мышкой у него был автомат.

– Я не хочу тебя губить, – сказал бывший муж. – Я хочу попробовать все наладить. Раз и навсегда. И только с тобой.

– Только со мной, – повторила Ниночка. – А ту… другую… куда мы денем?

– Нина! – почему-то очень громко закричал Димка. – Ну какая тебе разница, куда мы денем другую?!

– Я просто не могу быть… в списке, – сказала Ниночка с необыкновенной серьезностью и посмотрела ему в глаза. – Ни первым номером, ни последним. Может, кто-то и может так жить, но точно не я. Ты это понимаешь?..

– Нина! – опять взревел бывший муж.

– А если понимаешь, – так же серьезно продолжала Ниночка, – то можно попробовать, Дима. Ну, в смысле наладить. Ну, то есть я не возражаю.

…В Екатерининском парке, до которого они все-таки доехали, было просторно и холодно. Экскурсии уже не водили, и только одинокие царскосельские старушки в старомодных шляпках и вытертых пальтишках «совершали моцион» под сенью столетних лип да молодые мамочки выгуливали младенцев в ярких колясках, и по-осеннему притихший парк отдыхал от летнего разухабистого безумства и улыбался Ниночке как старой знакомой.

Пластмассовые столы и стулья летнего кафе были грудой навалены на том берегу озера, и хмурые грузчики таскали их под навес, сильно гремели, и Нина с Димой туда не пошли. Чесменская колонна, возвышавшаяся на островке посреди озера, странным образом оказывалась то справа, то слева от них, а они все говорили и говорили друг с другом о том, что казалось им страшно важным.

Ну вот, например, нынче в парке стало очень много детей в колясках, раньше было значительно меньше. Или еще – где зимуют лебеди? Может, на острове, прямо под колонной, у них есть маленький домик, очень уютный? А в будке при входе раньше жила кудлатая вертлявая собака, и сейчас живет точно такая же – это та самая или ее дочь?..

И в кафе на Куйбышева они заехали – там было шумно, полно народу и пахло какой-то вкусной едой. Сто лет они не были в этом кафе и, должно быть, выглядели неуместно – Ниночка в итальянской дубленке и Дима в дорогущей безвкусной куртке, которая топорщилась на груди, как будто под мышкой был припрятан автомат!..

Ниночка ела курицу руками, облизывала пальцы, и щеки у нее горели, и глаза блестели, и Димка не отводил от нее взгляда, и все было так хорошо, что невозможно было поверить в то, что они остались теми же, кем были и вчера, и неделю, и полгода назад – бывшим мужем и бывшей женой, которых неизвестно почему вдруг потянуло вспоминать старое!..

А потом он привез ее на Фонтанку, и тут оказалось, что ничего не кончилось!..

Это удивительно, в это почти невозможно поверить, но – нет, не кончилось. Они поцеловались, на сей раз очень быстро, чтобы никто не заметил, и, должно быть, из-за спешки и конспирации поцелуй получился обжигающим, требующим продолжения сейчас же, сию же минуту!..

– Может, я заеду… потом? – выпалил бывший муж, рассматривая ее губы. – А, Нин? Ты же будешь дома? Или… не будешь?

– А?

– Ты вечером будешь дома? Можно мне… приехать?

Ниночка знала, что по всем правилам женской науки ни на что соглашаться нельзя. Что нужно его мучить. Что нужно довести до точки кипения – как будто он чайник! Нужно расставить искусные ловушки и терпеливо ждать, когда он угодит в них – желательно по очереди в каждую, чтобы продлить его мучения. Нужно заставить его страдать так, как страдала она. Нужно дать ему понять, что она – несмотря на поцелуи, Екатерининский парк и кудлатую собаку, которую он гладил рукой в перчатке, – так же недоступна для него, как Пэрис Хилтон для каирского таксиста.

Все это Ниночка отлично знала и поэтому сказала – в полном соответствии со своими знаниями:

– Я буду тебя ждать. Ты приезжай, пожалуйста, Дима.

Он все смотрел на нее, никак не мог оторваться.

– У тебя же есть ключи?

– Что?

– Ключи от квартиры у тебя есть?

– А? Да, конечно.

– Ну вот. Ты можешь приехать, когда тебе захочется. Только не слишком рано! Я все-таки обещала Катьке сходить на эту чертову вечеринку, но я постараюсь оттуда убежать. Я ее там оставлю и часов в десять приеду. Хотя ты можешь раньше приехать и просто меня подождать. У тебя же есть ключи?

– Да. У меня есть ключи.