Жизнь среди людей

– Тебе стоило просто сказать, что не хочешь больше этим заниматься. А не выдумывать… – Меня передернуло при воспоминании об этом.

– Свали к себе, – он сам толкнул меня, – А то я…

– Что ты? – спросил я.

– Я тебя ударю.

– Ну вперед, – я пожал плечами.

Влад сжал кулаки, но ничего не сделал.

Мы сидели так восемь секунд, пока дверь в ванную комнату не открылась.

Я услышал, как Игорь прошел в спальню и закрыл за собой дверь.

– Теперь я иду в ванную, – сказал Влад и отвернулся. – Тебе повезло.

И он ушел, а я стал собирать учебники и тетради в школу.

Краем глаза я заметил, как в дверном проеме появилась фигура. Я выпрямился и увидел, что это не Влад.

Игорь.

Мышцы непроизвольно напряглись, а во рту пересохло.

– Ты можешь хотя бы казаться нормальным? – спросил он.

Я промолчал, опустив глаза.

– Смотри на меня, – заорал он.

Я посмотрел в его прищуренные глаза.

– И что у тебя с волосами? – спросил Игорь, подходя ко мне. – Выглядишь как больной какой-то. И ведешь себя как наркоман.

– Откуда у меня деньги на наркотики? – удивленно спросил я.

– Откуда я знаю? Может, тебя трахает кто-нибудь.

Это звучало настолько бредово, что я хихикнул.

Игорю это не понравилось, и он схватил меня за воротник рубашки.

– Я сказал что-то смешное?

– Нет, – я помотал головой, насколько это было возможно в этом положении.

– Тогда чего ты ржешь?

– Я не…

Игорь резко отпустил меня, и я налетел поясничным отделом позвоночника на подоконник.

Мне стало больно, и я скрючился.

– Не паясничай мне тут! – заорал он. – Встань ровно.

Я выпрямился, как он велел.

Игорь смотрел на меня несколько секунд (я не считал), а потом вышел из комнаты.

Мне хотелось заплакать то ли от обиды, то ли от боли, то ли от всего вместе, но я сдержался.

Вместо этого я повесил рубашку и сложил джинсы на полку, где лежали еще не грязные, но уже надеванные вещи. Потом пришел Влад.

– Чего он орал? – шепотом спросил он.

Я молча прошел в ванную комнату.

На пояснице был синяк.

* * *

Наступила весна, и снег начал таять. На улицах было грязно, и я постоянно забрызгивал ноги сзади почти до колен.

Это у меня наследственное. Папа всегда ходил так же.

Мыс Викой сидели вместе, но нам не о чем было говорить. Мы не испытывали друг к друг эмоций. Мы с Владом жили в одной комнате, но тоже не общались. Соня собиралась ехать в Швецию.

И почему я не согласился вернуться в Санкт-Петербург после третьей четверти? Было бы проще. Гораздо проще.

Но я должен был со всем разобраться. В понедельник я ждал Вику внизу у эскалатора. Я боялся пропустить ее, но она сама меня заметила.

– О, привет, – она улыбнулась, – Ты чего тут стоишь?

– Тебя жду.

– Оу. Смотри, чтобы не превратилось в привычку. Пошли.

Мы встали на эскалатор и поехали наверх.

Я должен был начать разговор. Должен был.

– Я должен сказать две вещи.

– Говори.

– Во-первых, в конце года я уезжаю обратно в Санкт-Петербург.

– Мм. А вторая?

– Помнишь, мы договаривались, что если у кого-то из нас кто-то появится, то он сразу об этом скажет?

Вика кивнула.

– Вот, – сказал я, – Я говорю.

– У тебя кто-то появился? Серьезно? – Она хихикнула. Я промолчал. Я не знал, как сформулировать все то смятение, которое раздирало меня изнутри.

Мы молча сошли с эскалатора.

– У меня никого нет, – сказал я. – Но я все время думаю о другом человеке.

– Об Ильвес, – сказала Вика.

Я не прокомментировал ее предположение.

– Я знала, что это будешь ты.

– Я?

– Ну что ты первый в кого-то влюбишься. Все вокруг влюбляются, только я нет.

– Я не…

– Не надо. Все в порядке.

Из стеклянных дверей мы вышли на улицу, где светило колючее утреннее солнце.

Вика быстрым шагом пошла в сторону «Макдональдса», хотя наша школа была в другой стороне. Я последовал за ней.

Она зашла внутрь, поднялась на второй этаж и села за столик не раздеваясь.

– Ты голодная? – спросил я.

– Черт, заткнись, пожалуйста.

– Что случилось? – Я сел напротив нее. – Ты расстроена? – Не из-за тебя, – Вика шмыгнула носом.

– Тогда из-за чего?

Она потерла глаза рукой.

– Что случилось? – спросил я.

– Мы с тобой не лучшие друзья, чтобы обсуждать личные вопросы.

– Но мы не чужие люди. Скажи.

Вика хмыкнула.

– Помнишь, я ходила к бабушке в больницу?

– Да, довольно часто.

– Она в субботу умерла. И я сейчас слегка в шоке.

Я протянул к ней руку.

– Не трогай меня, пожалуйста. Мне не нужна жалость. – Я тебя не жалею. Я тебе сочувствую.

– Черт, оставь ты свою софистику. Просто иди в школу. – А ты?

– А я приду чуть позже. Или пойду домой. Наверное, это считается уважительной причиной для прогула.

– Мне правда очень жаль.

– Я знаю. Иди.

Но я не ушел.

– Я провожу тебя домой.

– Но у тебя-то нет уважительной причины.

– Плевать. Я просто провожу тебя и вернусь.

И мы с Викой поехали на Ленинский проспект. Она не плакала.

– Это и есть дружба, да? – спросила Вика, когда мы подошли к ее подъезду.

– Наверное.

Она улыбнулась и обняла меня.

– Все заканчивается, – прошептала она мне на ухо. Поцеловала в щеку и отстранилась.

– Держись, – сказал я.

– Держусь.

– Хочешь, чтобы я остался?

– А если твоим родителям позвонят?

– Я думаю, им все равно. Тем более, мама в командировке.

– Хорошо. Моей мамы все равно дома нет сейчас.