Жизнь в эпизодах

В предбаннике театра, глянув на часы, Катя вынуждена была закончить разговор с мамой. Когда она нажимала сброс, она еще слышала ее удаляющийся плач. Катя представила, что сейчас происходит дома, как папа собирает сумку, чтобы отправиться проститься со своей мамой. Жестоко, несправедливо… Мелькнула мысль, почему же она не поехала в Киев, пока бабушка была в сознании. Улучшение оказалось обманчивым. А теперь уже никогда она не сможет ей рассказать, как много интересного происходит вокруг. И маму так жалко, день рождения… Ей наверняка, как всегда, присылают букет за букетом, а она даже не видит цветов из-за слез. Сунув телефон в карман порывистым, отсекающим движением, Катя спрятала в темноту до времени и свои горькие мысли. Надо было идти и продолжать проживать свою жизнь. Шагнув за порог театра, Катя как будто забыла о трагических новостях. Каждый уголок притихшего в дневной час театра казался дружелюбным. Лоснились на солнце бархатные портьеры, в столбах света от окон умиротворенно кружилась пыль, пол под ногами мягко поскрипывал. Воздух был плотным и теплым, но не душным. Рука, замерзшая во время разговора на улице, начала отогреваться в уюте. Миловидная гардеробщица приняла вещи и проводила в зрительный зал.

Прямо у входа на первом сиденье сидел мужчина. «Ну здорóво», – сказал он тоном давнего знакомца. Катя увидела его сразу крупным планом: по-дедморозовски, сказочно седовласый, усатый, с ухоженной бородой, хитрым прищуром карих глаз и загадочной улыбкой. Слегка подбоченясь, он привстал для приветствия, и хотя у соседнего сиденья стояла трость, он ею не воспользовался. Затем снова сел, элегантно, очень по-киношному, закинул ногу на ногу. И продолжил изучать Катю приветливым и легким взглядом человека, ожидания которого оправдались. Они поговорили недолго. О том же, о чем обычно Катю спрашивал каждый новый человек в этом городе. Голос у него был мягкий и хрипловатый. Он беспрестанно юморил и будто одобрял каждой новой фразой их встречу. Потом звучно и весело хлопнул перед Катей папкой со словами: «Ну на, читай! До встречи на пробах! А сейчас мне пора рисовать кошкам сцену».

Катя вышла на улицу окрыленная. Ей не терпелось зайти в метро, если повезет, сесть в вагоне и начать читать врученный ей самим Юнгвальд-Хилькевичем сценарий. Когда она влетела в поезд, то сразу заняла место. Сунула было руку в сумку, чтобы достать папку, но вдруг подумала, что впереди две станции пересадки и придется прерываться. Нет, не таким должен быть этот волшебный момент. Она добралась до дома. Принялась сперва кормить кота Ларсика и, пока варила брикет минтая, нетерпеливо поглядывала на соблазнительную папку. Заварила чашку черного чая с ложечкой сахара. Надкусила купленную в переходе метро слойку с абрикосом. Проглотила кусочек, не жуя, так, что язык едва успел ощутить сладость ягоды, и, победно присербнув из горячей чашки, стряхнула с пальцев крошки. После перекуса тщательно вытерла руки полотенцем и вместе с папкой под мышкой, чашкой в руке и слойкой на блюдце сбежала из кухни от минтайного духа подальше. Этот момент не должен пахнуть минтаем. Пусть будет только черный цейлонский и абрикос. И немножко Ларсика. Усевшись на диван в гостиной, достала из папки стопку листов формата А4. На титульном листе черным по белому звенели буквы: «Адам и превращение Евы».

Она начала читать. И на каждой странице, в каждой сцене видела себя! «Вот уж точно Георгий Эмильевич, вы на мой счет не ошибаетесь, я – то, что вам надо. Дайте только пробы!»

* * *

Мне кажется, в моей жизни не было больше такого же насыщенного энергией перемен периода. Я очень хочу снова испытать это чувство, когда явственно слышится поступь судьбы и кажется, что кто-то могущественный и мудрый, отрегулировав на переходе время горения зеленого света светофора, берет за руку и переводит через дорогу, а там – новая жизнь.

Сама того не зная, вернее, нецеленаправленно, я готовила почву много лет, а потом несколько благоприятных факторов сошлись и она начала плодоносить мне в ответ. Проклюнулись ростки и бешено пошли в рост. Танцы, английский, актерское мастерство – все это мне вдруг и разом пригодилось. И я была тогда очень уверенной в себе, больше, чем сейчас. Я твердо верила в то, что меня, когда придет пора, непременно оценят по достоинству, и ничего не боялась.