Жизнь в ролях

Когда дело дошло до совершенствования навыков работы на сцене, выяснилось, что философия Уоррена сводится к простой формуле: репетировать, репетировать и репетировать, оттачивать каждый эпизод неделями, месяцами, доводя все до совершенства. Поэтому в течение полугода мы работали над одной и той же мизансценой. Меня хватило примерно на год такой жизни, после чего я все же ушел. Но я не могу сказать, что этот опыт был для меня бесполезным. Я кое-чему научился на курсах у Робертсона. Но в то же время я утвердился в убеждении, что актерская игра не может сводиться к отработанному раз и навсегда шаблону, не дающему возможности для импровизации. Уоллес Стивенс как-то написал: «Несовершенство и незавершенность есть благо». Я полностью разделяю эту мысль. Бесконечное оттачивание путем повторения одних и тех же действий совершенно не согласуется с моими представлениями о том, что такое профессия актера. Артист должен иметь возможность действовать спонтанно, повинуясь интуиции, открывая для себя что-то новое, – это придает игре свежесть. Мне, во всяком случае, такая возможность была необходима.

Помнится, как-то раз я репетировал сцену из пьесы, посвященной итальянскому живописцу и скульптору Амедео Модильяни. Мне захотелось понять, что человек чувствует, когда пытается изобразить что-то на холсте с помощью красок и кисти. Джеймс Киберд предложил мне сделать попытку на время превратиться в художника у него дома и поинтересовался, что именно я собираюсь изобразить. Не знаю, ответил я, – что-нибудь. И вот в семь часов утра я сел в поезд метро и отправился в лофт Джеймса, находившийся в Лонг-Айленд-Сити. Он заранее приготовил для меня большие листы бумаги. Я нарисовал нечто – разумеется, картиной это можно было назвать разве что условно. Мое произведение мне не понравилось. Я выбросил его в мусорное ведро. Затем я нарисовал другое и отправил его туда же. Потом третье, четвертое. Так я провел у Джеймса несколько дней, малюя нечто с короткими перерывами на сон, еду и походы в душ – вот насколько меня поглотило стремление, как говорят актеры, забраться своему персонажу «под кожу».

Помимо того, что Джеймс приобщил меня к миру искусства, он еще и научил меня обогащать свою жизнь благодаря дружбе. В один прекрасный день я понял, что имела в виду писательница Марианна Уильямсон, когда сказала, что человек должен избегать контактов с теми, кто не делает его жизнь более содержательной. Или что-то в этом роде. Возможно, это прозвучит неприятно, но после истории с Авой и случая с самоубийцей, выпрыгнувшим из окна практически на моих глазах, у меня возникло отчетливое желание окружить себя людьми, которые поднимали бы мне настроение. Одним из таких людей был Джеймс. Он многому научил меня, и общение с ним приносило мне радость. Он был жизнелюбом, обожал пускаться в рискованные авантюры. И отличался редким великодушием – подчас оно бывало даже чрезмерным.

Как-то раз съемочную группу сериала «Бесконечная любовь» пригласили на вечеринку в отель «Гранд-Хайатт». На ней присутствовали руководители телеканала Эй-би-си, то есть наши боссы. Джеймс выпил целое море и принялся пристально разглядывать легендарную Агнес Никсон, создателя сериала. Затем он пригласил ее танцевать, и она ему не отказала. Во время танца Джеймс в какой-то момент вдруг сорвал с себя рубашку и заключил Агнес в свои медвежьи объятия, из которых его партнерша с трудом вырвалась. Но Джеймсу и этого было мало. Подойдя к усилителю, он сделал вид, что совокупляется с ним.

– Брайан, Брайан, ты должен почувствовать это! – заорал он. – Вот это называется вибрации!

Его уволят, подумал я.

Все еще не угомонившись, Джеймс попытался закружить в танце другую молодую женщину, но та резко оттолкнула его. Было видно, что Джеймса это сильно задело – и отчасти отрезвило.

– Черт, я все испортил, – пробормотал он.

– Джеймс, это ведь корпоративное мероприятие, – попытался я урезонить его. – Здесь наши работодатели. Будет лучше, если ты сбавишь обороты и успокоишься.

Утром нам предстояли съемки. Я предложил Джеймсу переночевать в моей квартире в Манхэттене, но он отказался.

– Дай я хотя бы посажу тебя на поезд, – сказал я.

– Нет, я хочу прогуляться, – заявил Джеймс. – Мне надо побыть одному.

Мне не хотелось оставлять его в одиночестве, поскольку он был сильно пьян и шатался, но Джеймс настаивал на своем.

– Ты ведь знаешь, где я живу, – сказал я. – Позвони мне. Когда нагуляешься, заходи ко мне домой.

Но Джеймс так и не позвонил. На следующий день, спрашивая о Джеймсе, все говорили:

– Куда он подевался? Вчера вечером он был совсем хорош. Может, он утащил тот усилитель к себе домой? Или он увел с собой Агнес Никсон?

Я отправил сообщение на пейджер Джеймса, но ответа не получил. Меня одолевало серьезное беспокойство. В конце концов Джеймс все же появился. Он выглядел ужасно помятым, и от него скверно пахло.

– Где ты ночевал, Джеймс?

– В Центральном парке.

Подобная выходка была бы весьма опасной, даже если бы дело происходило сейчас, но в 1980-е годы это было просто безумием.