Когда пришло время лететь в Нью-Йорк, чтобы принять участие в забеге, мы оба были более или менее готовы к этому испытанию. Однако в последнюю минуту Хавьеру сделали предложение, от которого он никак не мог отказаться. Что ж, я его понимаю. Однако я лишился партнера, за которым мог бы тянуться на дистанции. Я уже смирился было с этим, но вдруг узнал, что моя хорошая знакомая, в прошлом партнерша по сериалу «Бесконечная любовь» Лорен-Мари Тейлор, также собирается участвовать в том же спортивном празднике. И мы решили, что побежим вместе.
Забег начинался на Статен-Айленде. На старте его участников разделили на две группы. В одну вошли женщины и новички, независимо от пола, в другую – опытные марафонцы-мужчины. Мы с Лорен-Мари держались вместе. Пробравшись сквозь толпу, мы оказались в первых рядах участников. Сейчас для бегунов-профессионалов проводятся отдельные соревнования, поскольку любителям, а тем более начинающим, сложно с ними тягаться. Однако в 1985 году такого разделения еще не существовало. В итоге мы с Лорен-Мари случайно оказались в группе мастеров и сразу же почувствовали, какая пропасть лежит между нами и марафонской элитой. Одна из опытных бегуний, стоявшая прямо передо мной, когда до старта оставались какие-то секунды, вдруг спустила с себя спортивные шорты и белье, присела и стала опорожнять мочевой пузырь. Участники забега стояли плотной толпой, поэтому я не мог отойти или даже толком посторониться. Мне оставалось одно – раздвинуть пошире ноги, чтобы желтая струйка, которая потекла по асфальту в мою сторону, не попала мне на кроссовки. Так я и сделал.
Раздался выстрел стартового пистолета. Профессионалы резко рванули вперед и вскоре исчезли из нашего поля зрения. Мы с Лорен-Мари какое-то время держались рядом. Затем я, пожелав ей успеха, обогнал ее. Расстояние между нами стало увеличиваться. Я понял, что смогу чувствовать себя относительно комфортно только в том случае, если буду бежать в своем темпе. Слишком быстрый или слишком медленный бег привел бы к тому, что я в скором времени выбился бы из сил.
Оказавшись в Бруклине, я почувствовал нечто вроде эйфории. В моей крови бурлил адреналин, я летел вперед, словно на крыльях. К пятой миле я понял, что каждую из них преодолевал в среднем за шесть минут. Это был слишком высокий для меня темп. Нужно было замедлиться. Десятая миля. Я чувствовал себя просто прекрасно! Пятнадцатая миля. Мое состояние все еще было терпимым – но, пожалуй, не более того. Трасса забега была проложена от Статен-Айленда через Буклин и Куинс, а затем, примерно к шестнадцатой миле, поворачивала обратно на Манхэттен. Снова оказавшись на Манхэттене, я почувствовал прилив сил. Мне показалось, что я вышел на финишную прямую. Однако на самом деле до финиша было еще далеко. К восемнадцатой миле я почувствовал, что мои силы кончаются. С этого момента я бежал как в тумане. Время от времени я предпринимал попытки мысленно, а иной раз и вслух, взбодрить себя (Давай, Брайан! Держись, Брайан! Поднажми!), но это было безрезультатно. Вдоль тротуара стояла толпа зрителей. Я надеялся, что это придаст мне немного сил, но, похоже, мне уже ничто не могло помочь. Тогда в надежде, что это хоть немного отвлечет меня и облегчит мои страдания, я стал пытаться вычислить в уме, какое расстояние я уже преодолел и сколько мне еще осталось.
Во время тренировок мне уже приходилось испытывать подобное состояние. Рано или поздно наступает момент, когда на марафонца наваливается запредельная усталость, парализующая волю. В таких случаях я ложился плашмя на тротуар где-нибудь в Санта-Монике, а затем, отдохнув немного, едва ли не ползком добирался до ближайшего крана и подставлял под него широко раскрытый рот в надежде поймать хотя бы несколько капель воды. После этого, придя в себя, я тихонько трусил домой. Мне не хотелось, чтобы нечто подобное случилось со мной во время соревнований, и потому при любой возможности пил воду, которую время от времени бегунам предлагали на дистанции. Так что небольшой запас сил у меня все еще оставался, но он быстро подходил к концу. Бег превратился в пытку, и я начал сомневаться, что смогу дотянуть до финиша.
И тут вдруг я увидел финишную черту. Еще немного – и я пересек ее. Не уверен, что когда-нибудь еще в жизни я испытывал такое облегчение и ликование. Хотя все мое тело было словно налито свинцом, я пустился в пляс. Глаза мои были полны слез. Я увидел то самое дерево, прислонясь к которому я ровно год назад наблюдал за финиширующими марафонцами и фотографировал их – только что уволенный, потерпевший крах и чувствующий себя сломленным. Тогда я еще подумал: «Мне такое не по плечу». Теперь на том месте стоял с фотоаппаратом какой-то другой мужчина и, наведя объектив на меня, щелкал затвором. Он снимал на пленку мой финиш. В тот момент я понял, что больше никогда не скажу себе: «Это мне не по плечу». Никогда.
Плохой парень