Жизнь волшебника

не может терпеть другого. За полтора часа в толпе, кажется, ни одного слова. Идёт медленный

процесс ожидания. У каждого свои мысли, свои заботы, у каждого расчёты своих событий, конечно

же, куда более важных, чем у всех других.

И вдруг происходит что-то уж совсем не реальное: кассирша отдёргивает занавесочку и,

видимо, всё же понимания напряжение пассажиров, сразу объявляет, что есть семь билетов до

Моск-вы! Семь билетов! Роман в очереди – шестой. Есть в жизни счастье, есть! Впереди ровно

пять голов очередников и лишняя сюда уже не сунется – оторвут. Но что это?! Первый же

очередник суёт в окошечко два паспорта – ему нужно сразу два билета! И до этого было жарко, а

теперь стало жарче раза в три. Подобный «выброс» билетов бывает лишь раз в сутки, но не

каждый день. Если сейчас всё сорвётся, то снова подвешенность на неизвестное время. На

каждую руку, подающую паспорт, Роман смотрит теперь прожигающим взглядом. Чёрт возьми, да

уж возьмите и покажите сразу, кто с чем тут стоит! Только бы не нашлось впереди ещё какого-

нибудь подлеца с двумя паспортами!

Видя, что кассирша выписывает уже последний билет, поглядывая в его паспорт, Роман всё

ещё не верит, что и билет теперь тоже его. Чтобы и сейчас это как-нибудь не сорвалось, он стоит,

закрыв собой всё окошечко, как амбразуру. А выпутавшись потом из плотной, тугой толпы,

счастливо плюхнувшись в кресло рядом с чемоданом, охраняемым другом-пассажиром,

мечтающим улететь куда-то на Север, он всё ещё не верит в удачу. А удача, вот она – зажата в

руке. И теперь уже не важна эта давка, потное стояние, угрюмая очередь – прошлому прощается

всё. Будущее куда важнее.

Перед посадкой пассажиров, как и положено, выдерживают в особой загородке со скамейками и

с лёгкой просвечивающей зелёной крышей, отчего люди под ней весеннего салатного цвета и все

невероятно добрые. Оказавшись во власти труднодоступного, но элегантного Аэрофлота,

граждане, будто выдержавшие какой-то важный конкурс и вышедшие в следующий тур, меняются

мгновенно. Или, может быть, это изменение кажущееся, ведь почти все здесь с лёгкими,

заблаговременными, можно даже сказать, халявными билетами. Но всё равно тут они уже не

просто горожане или деревенские – тут они принадлежность или, точнее сказать, «причастность»

Аэрофлота. И потому им хочется выглядеть культурней и почтительней к любому своему соседу,

как к такому же избранному. Во всяком случае, если бы сейчас мимо этого салатного

аэропредбанника прошёл пассажир какой-нибудь там железной дороги, то он вызвал бы здесь

лишь недоумение и сочувствие.

В салоне самолета звучит модная нынче и очень созвучная комфорту Аэрофлота электронная

музыка. Что ж, не везло с билетом, так повезло с местом – оно у иллюминатора! За границей

аэродрома стоит разобранный самолёт, похожий на стрекозу с оторванными крыльями. Неужели

самолёт – это такое же техническое устройство, как, например, трактор, который можно взять и

разобрать? Прям кощунство какое-то!

470

Кресла в салоне начинают вибрировать. Ого-го, вот это силушка! Готовясь к выходу на взлётную

полосу, самолёт орёт всё отчаянней, кажется всё более и более насыщаясь энергией,

необходимой для нешуточного действия. И потом, уже весь собравшийся, весь окончательно

раскрылившийся, он, как на цырлах от распирающей его какой-то просто дурной подкидывающей

силы, выходит на вольную полосу: да я сейчас само это небо порву!

Интересно внутри этой насыщенной мощи оставаться в состоянии некой печальной умудрённой

созерцательности, созданной, видимо, всё тем же мучительным томлением в порту. Рядом сидит

женщина лет сорока пяти, которая как на взводе – нет сил, как хочется поговорить, а не с кем. Но

Роману пока что дороже молчание.

Самолёт взлетает и набирает высоту. Небо над Забайкальем исключительно чистое, без единой

помарки и лишь вскоре, но уже у Байкала, самолёт поджидают и словно берут под белые,

пружинящие крылья сердитые облака. Наверное, с облаками здесь всегда так. Живя в Выберино,

которое сейчас где-то под этим облачным слоистым пирогом (ой, привет тебе, Митя, будем считать,

что я рукой тебе помахал!), они с Ниной невольно считали весь мир сырым и пасмурным, и то, что

это не так, становится сейчас наглядным и очевидным. Ещё не поздно оглянуться и увидеть, что в

Забайкалье куда светлее. Такая погода и такая атмосфера только здесь. Мутный шар этого мини-

мира можно прямиком пронзить на самолёте или извилистой змейкой проползти на поезде.

Облака, оставшиеся внизу, отсвечивают, рассеивают солнечный свет, а если взглянуть вверх, то

небо там густо-синее. Боже, да там ведь уже просто темнота! Там уже и нет ничего…

В самолёте всё слишком уж миниатюрно: маленький столик, небольшие порции обеда,

крохотные вилочка и нож в целлофане, тесное пространство, сидеть в котором можно только

сжавшись. Быть скованным при таком свободном, стремительном полете! Вроде бы и

цивилизация, но больно уж какая-то экономная, пока ещё не щедрая и не для всех.

Соседке с жёлтыми сухими волосами, заряженной жаждой общения почти так же, как самолёт –