За семь лет моей работы на телевидении, в 1990–96 гг., мир телевидения стал моим профессиональным миром. Я пришёл как бы со стороны, но не из чуждой среды многолетней редакторской работы. До этого с 1966 по 1990 я был главным редактором журнала «Сельская молодёжь», ставшего одним из самых популярных и многотиражных журналов тех лет, затем ещё год – первым заместителем главного редактора газеты «Московские новости».
И меня уже в какой раз берёт за горло политика. Я избираюсь депутатом Верховного совета в 1990 году. Вхожу в качестве заместителя в состав комитета по СМИ. Предлагаю всевозможные идеи реорганизации СМИ, и прежде всего телевидения и радио. Надо уходить от таких образований, как гостелерадио, госпечать, и создавать самостоятельные телекомпании, радиокомпании, газеты и журналы, самостоятельные издательства. В мир СМИ приходит частный сектор. И фактором динамики развития должна быть свободная конкуренция. Так появилась идея создать Всероссийскую телерадиокомпанию в параллель с государственной компанией «Останкино», именуемой в обиходе «Первый канал» телевидения.
И тут я угодил в собственные сети. В ту пору Ельцин ещё не был президентом, он возглавлял Верховный совет России, и все структуры управления создавались и утверждались на первых порах председателем Верховного совета. И мне, как человеку уже известному в политике в силу прошлой журналистской и писательской деятельности, было сделано несколько предложений именно Борисом Николаевичем Ельциным: возглавить пресс-службу президента и стать его пресс-секретарём с расширенными полномочиями – я отказываюсь. Затем ещё одно предложение – возглавить министерство печати, во главе которого мой коллега и друг Михаил Полторанин, – я отказываюсь. Чуть позже мне предлагается пост министра культуры. В общем, ничего удивительного. Я хорошо знал театр, вырос в театральной семье. Моя мать была актрисой МХАТа и была принята туда Станиславским. Как говорится, ещё один бюрократический пост. Я снова отказываюсь. Объяснение для самого себя простое – не хочу быть чиновником. А затем ещё одно, но уже сумасшедшее предложение. В момент моей встречи с Ельциным заходил вице-президент Руцкой и, увидев меня, обращаясь к Ельцину, говорит: «Борис Николаевич! Мы уже измучились в поисках кандидата на пост министра иностранных дел. Так вот он сидит перед вами».
У меня с Ельциным был совершенно другой разговор. Он интересовался процессами, происходящими в СМИ, и как их сплотить вокруг верховной власти.
Я в ответ на сумасбродную идею Руцкого повернулся к нему и раздражённо заметил – Саша, помолчи, а?…
Ельцин совершенно неожиданно среагировал на этот выброс Руцкого:
– Неплохая идея. – И так же неожиданно обратился ко мне: – Как вы к ней относитесь?!
– Как к фантазиям вице-президента.
– Напрасно.
– Борис Николаевич, я не знаю английского языка.
Ельцин, не спуская с меня глаз, заметил:
– Но вы же его выучите.
– Разумеется, выучу. На посту министра иностранных дел должен быть профессиональный дипломат, Борис Николаевич.
– А где их взять? Из горбачёвского лагеря? Мы создаём новую демократическую Россию, и власть должна быть новой, другой.
Больше мы к этому разговору не возвращались.
И вот спустя недолгое время новый накат.
Полторанин и Белла Куркова, активно поддержавшие мою идею о создании Российского радио и телевидения, предлагают во главе этой новой телерадиокомпании поставить меня. И с этой идеей заявляются к Ельцину.
Ну, хоть стой, хоть падай. Опять вызывает Ельцин. За довольно короткое время это уже третий разговор.
О затее Полторанина и Курковой я узнал после разговора с Ельциным. Я тогда бы сориентировался. Знал бы заранее реакцию Ельцина на эту идею.
Они же вряд ли что-либо знали о моих прежних разговорах с Ельциным и сделанных мне предложениях. Я никому не сказал ни слова. Да и зачем, я же отказывался. И вот теперь очередное предложение – воплотить собственную идею создания Российской телерадиокомпании. И тут Ельцин опережает меня, угадав на моем лице всё то же желание отказаться. Он встаёт и оттуда, с высоты своего роста, обрушивает на меня:
– Вы что, вообще не хотите нам помочь?!
Всё, успел подумать я, положил на лопатки. Отказ невозможен.
Почему я возвращаюсь к этому эпизоду. Я отказывался от сделанных ранее предложений по одной очевидной причине. Я не хотел значиться пусть даже на высоком, но посту чиновника. С первых шагов моей жизненной карьеры я ценил превыше всего свободу и независимость своих суждений, замыслов, дел, поступков. Я не любил быть подчинённым, оглядываться на вышестоящую власть и следить за выражением её лица.
И мир телевидения и радио эту свободу рождения замысла и претворения его в жизнь мне гарантировал, ибо далее всё зависело от меня.