Согласитесь, это ведь редкость, когда тебя, главного редактора журнала, который своей позицией доставляет массу неудобств и неприятностей цензуре, главный цензор поздравляет с днём рождения. Общение с главным цензором Солодиным стало для меня, по сути, школой жизни. Он мог сказать после пререканий по поводу очередной повести Виктора Астафьева, Василия Белова, стихов Булата Окуджавы или Давида Самойлова:
– Ты не понимаешь, кто над нами, там, наверху, – при этом вскидывал правую руку и указательным пальцем показывал в потолок.
– Понимаю, – отвечал я.
– Тогда почему упираешься?!
– Жизнь такая, правду надо спасать.
– Ой, спаситель ты наш!
Они знали всё: и неоднозначное отношение ко мне лично Михаила Андреевича Суслова, и постоянные накаты на журнал на совещаниях в отделе пропаганды ЦК КПСС, которые проходили один раз в две недели. Кстати, на этих совещаниях присутствовали непременно руководители цензуры, которым предписывалось сверять политику журналов и газет с генеральным курсом партии.
Уже позже, оказавшись в центре событий конца восьмидесятых и начала девяностых, я продолжил недоумевать – как мне удалось выстоять. Тем более что редакторскую стезю я выбрал сам.
В ЦК КПСС работали разные люди. Бесспорно, чрезвычайное давление на них оказывала ЦКовская функциональность, но при всём этом они понимали, что мы, редакторский мир, среда реальной жизни, отражение которой для них пагубно. В их понимании мы были чиновниками, разумеется, другими, но всё-таки чиновниками, и именно мы будем рассказывать своим коллегам, что такое ЦК КПСС, мы будем создавать их образ либо как матёрых формалистов и послушников высшей власти, либо людей, умеющих слушать и слышать. Один сотрудник ЦК КПСС, руководитель среднего звена аппарата ЦК, как-то сказал мне: «Не надо путать ЦК КПСС с КГБ. КГБ – закрытая организация, а ЦК КПСС не имеет права быть таковой». У меня много знакомых из этого мира, в них есть похожесть, но одинаковости среди людей, занявших знаковый пост, не было.
Сейчас, в 2017 году, мы переживаем новый этап внутриведомственных битв, но об этом чуть позже. Вернёмся на 25 лет назад, в начало 90-х. «Вы что, вообще не хотите нам помочь?» Драматические дни, распад Советского Союза. Президент страны М. С. Горбачёв подаёт в отставку. Началом распада стал демарш прибалтийских республик, которые в качестве первых покидают Советский Союз и становятся независимыми государствами. Россия проводит референдум, в бюллетенях два вопроса: вы за сохранение СССР или против? Более 70 % граждан России высказываются за сохранение союза. Но процесс уже пошёл. Россия принимает декларацию о суверенитете, при этом оставаясь в составе СССР. Эта позиция подтверждена, как уже было сказано, референдумом, на котором большинство граждан России проголосовало за сохранение СССР. Беловежские соглашения, принятые в лихие 90-е, поставили точку. Больше страны под названием СССР не существует, на смену ей появляется новый политический бренд СНГ – Союз Независимых Государств. Двери для вступления в новый союз открыты. Если первое образование СССР имело масштаб исторической обязательности, то в новом образовании ничего подобного – относительная доброжелательность была, но цементирующих обязанностей не было. В составе СССР республики имели свою квоту и независимость в рамках норм советских и социалистических, потому как все остальные были Советскими Социалистическими республиками. В случае СНГ социальный строй, единство политических идей в концепции нового союза не рассматривались. Это был союз независимых государств. Ранее одно государство СССР превратилось в неополитическую субстанцию, сохранившую умозрительную идею советского характера. «СССР больше не существует, но дело его живёт».
«Так ли это, покажет время», – думали мы тогда. Но как оправдание перед историей СССР это был шанс разрушителей СССР таковыми себя не считать. Правомерен ли был этот шаг? Скорее да, нежели нет. Была создана некая зона привыкания к новым обстоятельствам, и вот в этой ситуации рождалась новая Россия. Россия капиталистическая, по образцу капитализма 90-х годов. Естественно, что смысл у всех законов, принимаемых новым российским парламентом, блек. Кто-то считал изъяном, кто-то благом похожесть на советские законы. Иначе говоря, перед нами стояла сверхсложная задача: как, отрешившись от социалистических принципов, построить социально-справедливое государство, доверие к социальным принципам которой в целом у населения страны было бы полнообъёмным, не идеальным, нет, но полнообъёмным. Вряд ли кто-то из нас, я имею в виду людей здравых, будучи коммунистами, могли себе представить, что на новом этапе развития страны им придётся участвовать в строительстве капитализма в той самой сверхсоциалистической ранее России.