Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира

– А по какому праву, –  возразил он, – люди обвиняют религию других? По какому праву англичане сказали кнодсам: «Есть только наш Бог; ваши не существуют!» Жертвы, приносимые нами Манук-Соро и Тодо-Пенор умирали по собственной воле. С детства Meriahs, – так называли их – были приготовляемы к жертве и некоторые прославлялись, орошая своею кровью алтарь богов, призывая тем на нацию победы в битвах и плодородие в жатве. По какому праву англичане сказали Meriahs: «Вы не будете умирать!» Потому, что они хотели сделать из нас рабов… Они даже слишком преуспели… Недостойные, презренные, мы оставили наших богов; боги оставили нас. Каждый раз с того времени, как мы отказались от культа Тодо-Пенор и Манук-Соро, как только мы поднимали голову – мы были побеждаемы. Даже мой отец, один из могущественных горских владетелей, был вынужден бежать от англичан и умер в горести. И эта религия, когда то бывшая нашей охранительницей, эта наследственная религия, от которой мои братья против воли должны были отказаться, – эта религия по повелению одного старого жреца, данному мне, должна возродиться в горах торжествующей!.. И я поклялся восстановить ее. Англичане, сказал он мне, взяли наших мeriahs, ступай в их страну и отыщи одну их крови и плоти!.. Одной достаточно. Которая за твои благодеяния добровольно бы пожертвовала тебе жизнью и все владения Кондистана будут освобождены от тяжкого осуждения… Манук-Соро и Тодо-Пенор прощают их и снова покроют своим могущественным покровительством… И я последовал совету старого жреца. Я отправился к женщине от плоти и крови врагов наших; чтобы привязать к себе эту женщину благодарностью, я в течение двадцати лет давал ей золото. Все что я имел. Быть может, мало!.. Но и в том опять вина англичан, которые сделали меня бедняком, как сделали сиротою. В течение двадцати лет я терпеливо ждал, чтоб эта женщина, рожденная для любви, пресытилась ею, чтобы сказать ей, чего я от нее желаю… Сегодня я сказал ей. Отвечайте, все ли вы еще согласны за мной следовать?…

* * *

Мы тщетно старались бы воспроизвести впечатление, произведенное на Лолу Монтец этою речью. В своей жизни она прочла много романов; у ней были даже свои собственные, но ничего подобного тому, что она теперь слышала, с нею не случалось.

Чтобы индийский фанатик двадцать лет был ее банкиром для того, чтоб в один прекрасный день удушить ее!..

Добровольная жертва!.. Meriahs – приносимая в жертву идолам, вот роль которую требовали от нее в благодарность за благодеяния… Роль весьма удобная в какой-нибудь волшебной пьесе, перед публикой, среди прекрасных декораций, освещенных бенгальским огнем… Но на самом деле, при полном свете дня… в Индии, для удовольствия толпы дикарей… Премного благодарна!..

– Вы, милый мой, сумасшедший!  – Таков был первый ответ, который произнесла Лола, придя в себя от ужаса.

Но она взглянула на Рунна Синга и пораженная выражением его лица, она обратилась к нему с обвинениями.

– Это простое убийство, дорогой принц! –  спокойным голосом сказала она. – Вы понимаете, что я достаточно пожила, и что я не только пресытилась любовью, но и самим существованием!..

Прекрасный индиец, которого она находила теперь дурным, сделал утвердительный поклон.

– И вы правы, –  продолжала куртизанка: – Я пожила достаточно. Это такая правда, что ваши объяснения, ничего не переменили в моих намерениях.... Не все ли равно, умереть мне в Индии от руки вашего жреца, или умереть с голоду в Париже или Лондоне… Я последую за вами…

Рунна Синг сделал радостное движение.

– Но позвольте! –  возразила Лола. – Я откровенна; прежде, чем сойти в могилу, мне хочется вкусить еще наслаждений. Последняя прихоть. Пять лет в виде отсрочки прежде, чем принадлежать вам и пятьдесят тысяч франков, чтобы жить в довольстве эти пять лет, разве это много, чтоб сделаться самой покорной и преданной мeriahs.

Рунна Синг сдвинул брови.

– Пять лет   слишком долго!   – сказал он.

– Нет, –  возразила Лола.  – Мне будет сорок лет и быть может, несколько месяцев… возраст, когда, обыкновенно, благоразумная женщина удаляется из общества.

Рунна Синг встал, сделал несколько шагов но комнате и возвратился к Лоле.

– Хорошо!  – сказал он. – Я посвятил мою жизнь священному делу… несколько лет больше или меньше ждать окончания этого дела меня не затруднить… Я даю вам отсрочку и требуемую сумму,… С завтрашнего дня по известным числам вы будете получать по десяти тысяч франков в год… Но… помните, Лола Монтец,  теперь 10 сентября 1856 года; если 10 сентября 1861 года вы не явитесь туда, куда я призову вас за три месяца до срока – горе вам!..

* * *

Лола Монтец открыла одному только лицу этот таинственный и невероятный эпизод своей истории, и уверяла, что вся похолодела, когда Рунна Синг, став прямо перед ней, наложив ей на плечо руку, глухим голосом приговорил, эти гробовые слова: «горе вам!»