Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира

И как сказал ужасный благотворитель, со следующая дня, Лола начала получать свое жалованье. Обладательница десяти тысяч франков, Лола немедленно отправилась в Австралию. С 1857 до 1858 года она продолжала странствовать по свету. В 1859 она была в Ливони в Соединенных Штатах. Около 1860 г. она читала в Нью-Йорке. В январе 1861, во время одного литературного сеанса, она заболела и вслед за тем умерла. Она умерла таким образом, что разом искупила все свои ошибки, из глубины души прося Господа о прощении .

Что касается до Рунна Синга, – мы ничего не знаем о том, что с ним случилось.

* * *

Вместо заключения: 30 июня 1860 года, Лола Монтец перенесла инсульт и в течение некоторого времени была частично парализована. В середине декабря она оправилась достаточно, чтобы, слегка прихрамывая, выйти на прогулку в холодную погоду. Она заболела пневмонией, не дожив одного месяца до своего сорокового дня рождения, и была похоронена в Green-Wood Cemetery, в Бруклине, Нью-Йорк.

Чианг Гоа (Бутон Розы)

Все подробности этой истории заимствованы нами из самых достоверных источников; мы получили их не от самой героини,– нам никогда не удавалось увидать китаянку Чианг-Гоа, – но от самих героев.

Позволив нам напечатать эту историю, одно из главных действующих лиц, просило нас не упоминать его настоящего имени.

Тому назад около пяти лет он был любовником проститутки Чианг-Гоа,– и любовник этот – французский пейзажист.

Он был пейзажистом в поэтическом стиле, прославленным Клод Лореном, меньше заботившимся о композиции, чем о верности природе.

Он видел часть Европы; ему давно уже хотелось увидеть Азию.

Но путешествие требует больших издержек. В Индии отправляются не по железной дороге, переехать Океан – нужны деньги, как также нужны для того чтоб прогуливаться на свободе посреди дикарей.

Эдуард Данглад хорошо понимал это, и так как состояние не дозволяло ему привести в исполнение свои замыслы, то он поджидал случая.

Один из его старинных товарищей, граф д’Ассеньяк, страшно богатый и также мечтавший постранствовать по свету, предложил к его услугам все издержки; артист был горд: он отказался.

– Твои все эти нежности даже странны и смешны, – сказал ему д’Ассеньяк. – У меня триста тысяч ливров дохода, и я без всякого для себя стеснения предложил тебе удовольствие, в котором и сам приму участие.

– Которое из-за меня будет стоить тебе полсотни тысяч франков. Спасибо! Ты можешь предлагать, я не принимаю.

– Полсотни тысяч!.. Ты преувеличиваешь!..

– Вовсе нет! Чтобы увидеть всё, нужно платить и платить дорого; полагаю, ты не приедешь из Китая с фуляром в три франка или с фунтом чаю.

– Конечно, нет… Мы накупим там хороших материй, мебели… оружия… Да позволь же дать тебе взаймы эти пятьдесят тысяч франков.

– Я боюсь долга.

– Ты мне заплатишь картинами.

– Я дурно работаю, если получаю вперёд.

– Ты невыносим! Из-за тебя я принужден не отправляться туда, куда мне хочется ехать.

– Как из-за меня? Я тебе не мешаю хоть завтра отправиться на Луну.

– Да ведь знаешь же ты, что без тебя на Луне я соскучусь.

Непредвиденный случай уничтожил все трудности.

У Данглада где-то в Германии был старик дядя, – которого он видел раза два во всю жизнь и который задумал покончить апоплексическим ударом, оставив ему в наследство триста тысяч франков.

Выйдя от нотариуса, который сообщил эту счастливую новость, Данглад бросился к д’Ассеньяку сказать, чтоб он готовился в дорогу.

Через неделю приятели были на дороге в Ливан, первая их станция на почве Азии.

На самом деле странствовать по свету, должно быть, очень приятно. Те два года, которые Эдуард Данглад провел в Аравии, Персии, в России, Индии, Китае показались ему двумя днями, а сколько приключений, сколько любопытных происшествий пришлось на его долю в эти два года. Но нас в настоящее время занимает одно только из этих приключений, а потому мы оставляем вместе с нашими путешественниками берега Вампу в Шанхае и переносимся вместе с ними в Иеддо[40], в Японию.

Данглад познакомился со знаменитой китайской куртизанкой Чианг-Гоа не в Китае; ибо в Китае нет куртизанок в том несколько либеральном смысле, который придается этому слову во Франции; на цветных лодках, их постоянном месте пребывания, встречаются только самые отвратительные создания, от которых с отвращением бежит европеец. То было в Японии.

Как печален и грязен китайский город Шанхай, так весел и чист японский город Иеддо. Под руководством английского туриста сэра Гунчтона, которого они встретили в Пекине и который знал Иеддо как свои пять пальцев, побывав в нем уже раза три, Данглад и д’Ассеньяк остановились в одном из лучших кварталов в дому, построенном между французской и голландской миссией. Отдохнув несколько часов от усталости, произведенной восьмидневным переездом, они уселись в паланкин, который несли четверо носильщиков и сопровождала стража Тайкуна.

Они остановились у дверей чайного дома (род кофейной), чтобы посмотреть на двух женщин, танцевавших под звуки инструмента вроде мандолины, когда к ним подъехал верхом сэр Гунчтон.