Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира

«Через несколько часов русские начали подаваться. Я более не управляла своей лошадью, а следовала за полком. Лошадь моя начинает горячиться; Ганц замечает это и усиливает бег моей лошади, горяча ее. У меня всегда были отличные пистолеты и легкая сабля; невинное оружие, которое еще никогда не было употребляемо мною в сражениях. На этот раз смешение было так жарко, что машинально я приготовилась к защите. Я думаю, что не смотря на эту решимость, я несколько раз наклоняла голову при виде жестоких ударов, которыми менялись вокруг меня; я была так стеснена в рядах, что потеряла всякий рассудок, видя уже себя под ногами лошадей, я освободилась быстрым движением из этой сшибки, получив удар в левый глаз. Я не чувствовала боли, но вид крови причинил мне дурноту. Тотчас Ганц дает шпоры своей лошади, схватывает мою под уздцы и счастливо увлекает меня на сто шагов назад.

Моей суетности иногда приходилось думать, что я получила эту рану, защищаясь, но я хочу быть справедливой относительно себя, какой была через несколько дней, когда Ней сказал мне: «Теперь мы истинные братья по оружию. Это стоит креста».

« – Нет, – ответила я, – потому что я была там против воли и боялась умереть.

– Когда боятся, не приближаются, так близко к опасности.

– Я думала встретить вас».

Перелистуем быстрее воспоминания Иды, потому что их восемь громадных томов и нам не достанет места, чтобы полнее перечислить то, что видела в своей странной карьере эта военная куртизанка. Мы ее видим в Турине, где она присутствует на бале, даваемом прелестной принцессой Полиной Боргезе. Затем она отправляется в Геную, где делается любовницей графа Альбицци, одного из прелестнейших мужчин, когда-либо виденных ею.

Нея там не было, а граф был так влюблен и так щедр…

В Испании, где она нашла Нея, с ней случилось приключение, которое вы сейчас прочтете.

«Ида если в вашем вкусе быть без руки или без ноги, – на лошадей и приезжайте». Таков был краткий, но красноречивый ответ, данный им на мое письмо, в котором я просила у него позволения приблизиться к нему. Едва я сделала четверть лье, как встретилась с ним, и прочла на его сияющей физиономии то, о чем его письмо умолчало: ту радость видеть меня, которая была наградой за мое путешествие и самим счастьем. Я забыла название местностей, по которым мы проезжали, но никогда, казалось мне, я не видала столь прелестных картин, столь прекрасного и ясного неба. Нечто дикое и гордое возвышало эту природу, уже и без того столь богатую и живописную. Дорога была окаймлена скалами, как венцом.

« – Остановитесь немного, – сказал мне Ней, – мы оба имеем потребность поговорить».

«И вот, взяв в руки поводья наших лошадей, удаляясь в ароматный кустарник, мы отыскиваем убежища для наших откровенных разговоров, что было не трудно найти в лощинах Галиции; шагах в ста от дороги, мы могли себя считать совершенно одинокими в мире. Наши лошади были привязаны, и уже несколько минут мы просидели рядом, когда Ней толкнул ногой ствол старого кедра, сказав: «Здесь Ида, здесь опора для наших ног, которая сохранит нас от падения». И положившись на эту счастливо найденную опору, мы не боялись скатиться по мху, служившему для нас диваном».

«Я смотрела на моего любовника… «Это он! Это он!» – говорила я самой себе».

«Думая больше о необходимом для армии начальнике, чем о человеке необходимом для моей жизни, я внезапно вздрогнула при мысли об этом уединении в стране, где ненависть к французскому имени шла из гор в горы…»

«Я считала себя виновной в том, что подвергала его опасности, не только как высшего человека, но как дорогую и прекрасную жизнь, которую могли прекратить предупрежденные убийцы. То был только проблеск, но такой живой и осязательный, который расстроил мой ум, заставил меня с силой прижаться к моему товарищу и прошептать: – «Ней, друг мой! Уйдем отсюда!»

« – К чему? – ответил он, обнимая меня, – где нам будет так хорошо, без свидетелей того счастья, которое я снова обретаю, и которое требует безмолвия и тайны!»

«Удивленная и восхищенная, я рассматривала его, – восхищенная тем, что осталась так дорога для него. Его мысли соответствовали моим; в этом была общность воспоминаний, симпатия радости. Никогда физиономия Нея не казалась мне более выразительной, взгляд его более красноречивым, слова его более страстными. О! Это счастье, даваемое великим человеком, имело в себе невыразимую прелесть. Новый ужас уничтожил очарование и придал ему, в некотором роде, всю ценность победы».

«Задняя сторона лощины, на которой мы отдыхали, имела очень крутой спуск; ствол дерева, в который мы упирались ногами, прочная, но бессильная опора, уступила и вдруг уничтожилась в ту минуту, когда погруженные в восторг нежного разговора, мы забыли вселенную. Без присутствия духа и без замечательной силы Нея мы погибли бы. Одной рукой он схватился за ветви окружавшего нас кустарника, другой он быстро прижал меня к груди, встал, поднял меня и отнес далеко от пропасти».