Известно, каким образом Наполеон с 900 человек оставил 24 Февраля Порто Ферайо, главный город острова, увидел Францию 1-го марта и высадился в бухте Жуана.
«6-го Марта, – рассказывает Ида Сент-Эльм, – я проходила через Тюльери, встретив Ренва де Сен-Жан-д'Анжели, который рассказал мне о происшествии и казался очень беспокойным. Когда он оставил меня совершенно испуганный, я заметила Нея, выходившего из дворца и разговаривавшего в толпе офицеров. Он увидал меня, и я воспользовалась благословенным выражением наших взглядов, чтобы сделать ему известный знак».
«Я взяла кабриолет и отправилась домой, ожидать маршала. В томлении, от которого, мне казалось, я потеряю рассудок, я большими шагами ходила по моей комнате. В семь часов вечера, не выдержав, я упала на колени перед моей постелью, уткнув мою пылающую голову в одеяло, таким образом, что не слышала прихода маршала, и оказалась поднятой и сжатой в его объятиях прежде, чем пришла в себя».
«Счастье было невыразимо, но кратко. Ней уступил интересу моего изнеможения, о причине которого он догадывался, но эта причина заставила его сурово нахмуриться, когда пламенным голосом я сказала ему:
– Неправда ли, вы никогда не пойдете против него!»
«Это «неправда ли» стоило мне грубого нагоняя, к которому я была расположена тем менее, что находила его как нельзя более несправедливым. Я начала снова:
– И так, вы отправляетесь остановить императора.
– Он больше не император – возразил Ней. – Он является, чтобы погубить Францию, и если бы вы не были женщиной, я потребовал бы от вас объяснения причины вашего убеждения…
– Мятежного?..
–Да, и самого сумасбродного. Ида, если вы дорожите моей дружбой, прошу вас, ни слова более.
– Это вам неприятно?
– Достаточно, чтобы ваши идеи противоречили моим новым обязанностям, чтобы вы меня от них избавили.
– Ваши новые обязанности! И вот что вы говорите той, которая видела, как вы возвышались под начальством великого капитана, против которого вы теперь идете?!
– Ты упорствуешь! Прощай, Ида, прощай навсегда!
И он быстро меня оставил».
Современница ничего не говорит об обещании, данном маршалом Неем Людовику XVIII привести Эльского беглеца, запертым в железный ящик, об обещании хвастливом и во всяком случае сомнительном в устах одного из генералов империи. Но никто не сомневается, что в характере Нея была нерешительность и колебание, не соответствовавшая его энергии и неустрашимости. Таким образом, отправившись против императора, он вскоре издал прокламацию, напечатанную в Лон-ле-Солнье, в которой говорит что император единственный законный государь Франции. Как всякий уверен, Ида последовала за своим идолом; радостная, она видела, как вместе с Наполеоном он направился по дороге в Париж и вошел с ним 20 марта в Тюльери.
В этот день она стала политическим лицом и разносила инструкции к начальникам главных казарм, каковы: Клиши, Попенкур, Аве Мария, Новая Франция…
Через недели в виде награды за ее труды она получила от Нея назначение свидания в Елисейских полях.
«Я явилась, едва переводя дух, и была немало удивлена тем, что маршал отослал свою карету и вошел в один из тех загородных кабачков, в которых понедельничают работники. Он был одет в огромный плащ и скрывал свое лицо под широкими полями старой круглой шляпы; напротив, я, одетая в кашемировую шаль и в модной шляпке, – чувствовала некоторое колебание войти».
«Но Ней показался в одном окне, откуда он бросал на меня недовольные и насмешливые взгляды. Он упрекал меня, и тени нерешительности не осталось во мне. Мне кажется, самая бездна не остановила бы меня, когда он звал».
«Я была с ним. Сколько вопросов!..
– Продолжится ли теперь империя?
– Мы сделаем, что можем. Республиканцы обозлятся: император все тот же. О! Мы еще подеремся. Осталось ли в вас расположение к лучшему ремеслу на свете?
– Пока вы будете маршалом».
«Ничто не может дать понятия о том странном убежище, которое внимало нам: то была скверная комната, наполненная столами, покрытыми грязными салфетками.
– Однако, Ида, нужно же иметь здесь аппетит.
– Вещь трудная.
– Полно, мой друг, когда поели дохлых коров в России, нечего отказываться от таинственного фрикассе в кабачке и от литра плохого вина».
«Я не стану говорить о нашем деревенском обеде: мы о нем и не помышляли, но не могу умолчать об удовольствиях десерта, отмеченных пикантным происшествием».
«В заведении был ужасный шум: я вышла на балкон, откуда слышалось все. То были солдаты, простой народ, несколько более чем подозрительных женщин. Все это кричало и пело. Но вдруг ветер захлопнул за нами двери и вот мы на чистом воздухе перед намалеванной вывеской загородной харчевни. Боже мой! Где не скрывается счастье! При нашем приходе погода была прекрасная, но небо покрылось тучами; пошел дождь. Случайно я запаслась зонтиком. – «Укроемся под зонтиком, – вскричала я, открывая его. – Это не так благородно, как знамя, но ведь мы не в сражении; притом же Велингтон пользуется им в полной форме, верхом; папские солдаты берут с него пример в этом случае».