Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира

– Все это слишком романически, мой милый друг. Моро знавал ваше семейство; он дал вам свое имя и должен был обеспечить ваше существование; но у вас есть таланты, образование; вы предпочитаете быть обязанной только одной себе. Это ошибка. Вы меня слишком интересуете, чтобы я не заботился о вас.

– Я вас интересую? Этого слова для меня достаточно. Будущность моя!

– Скажите мне ваши имена, – начал он после некоторого молчания, – скажите то, которым никто вас не называл.

– Зовите меня Идой. Это имя было дорого моему отцу.

– Ну, моя дорогая Ида, судьба, долг, честь требуют от нас скорой разлуки. Я нахожусь на опасном посту. Обещай мне, что куда бы не увлекла меня война, никогда мое письмо не скажет тебе напрасно: «мне не достает Иды!»

– Клянусь! Я явлюсь на ваш зов, каково бы ни было расстояние! Я счастлива, что могу обещать тебе.

«Я жила в каком-то обмане любви; каждое утро было сладким сном, меланхолическим и нежным ожиданием, которое всегда завершалось вечерним посещением. Он непременно говорил мне о моем будущем. Однажды я сказала ему, что хочу поступить на сцену.

– Полно! – вскричал он. – Я скорее пожелал бы видеть тебя маркитанткой, чем актрисой.

–Маркитанткой?.. Охотно. Тогда я всюду могу за вами следовать.

Он улыбнулся, и, снимая со своей шеи часы и цепь, сказал:

– Нам пора проститься, Ида; но помни, ты поклялась, что в какой бы час я не призвал тебя, ты явишься ко мне.

–Я опять клянусь! – прошептала я в поцелуе».

Генерал Ней уехал; Ида Сент-Эльм поклялась ему в совершенной любви, но не в совершенной верности. Один довольно смешной анекдот, который она рассказывает по поводу Талейрана доказывает, что для нее любовь в верность были слова противоположные.

Повинуясь Бонапарту, который чванился нравственностью, Талейран должен был жениться на г-же Гранд, с которой он был в нежных отношениях, со времени ее возвращения из эмиграции. В ожидании он принимал в министерстве многочисленные посещения прелестных женщин; особенно Ида Сент-Эльм имела доступ в его кабинет, и почти всегда оставалась в нем подолгу.

«Особенно мои волосы возбуждали учтивое внимание Талейрана, и однажды они были предметом, с его стороны довольно странного занятия. Под его слишком усердной рукой мои белокурые локоны развевались в беспорядке, эта рука, подписывавшая мирные трактаты, сама хотела поправить произведенное ею зло. И вот, министр, беря один за одним развевавшиеся локоны, завертывал их в тонкую бумагу, собирал и располагал их под моей шляпкой, требуя чтобы моя прическа осталась в таком виде до моего возвращения домой».

«Я довела мое терпение до тех пор, до которых он довел свою любезность, потому, тем более, что заметила, что он употреблял для папильоток билеты в тысячу франков».

«– Вот еще один, монсеньор, – сказала я, подавая ему забытый им локон».

Прическа Иды Сент-Эльм стоила Телейрану двадцать тысяч франков.

Бонапарт стал Наполеоном; Республика уступила место Империи: дрались каждый день; Ида Сент Эльм не дралась, но следовала во всех компаниях, все в мужском костюме за своим дорогим Неем; она была с ним при Магдебурге, Иене, Эйлау, Фридланде…

«Сколько раз в те редкие минуты, которые Ней отнимал у долга, чтобы отдать счастью, он повторял мне: «Бедная Ида! Вы повсюду! Вы ничего не страшитесь?» Тогда я рассказывала ему средства, которые я употребляла, чтобы достигнуть его… Я имела случай встретить в Магдебурге великолепного слугу, питавшего естественную привязанность к французам; таким образом, я была избавлена от необходимости брать проводников».

Ганц знал Пруссию, Германию и Тироль, как свои пять пальцев.

«При Эйлау я была с Ганцем, на узкой и дурной дороге, когда вдруг мы были окружены войсками различных полков, которые беспрерывно сменялись. Ней разбил целый русский корпус. Среди лошадей и багажа, я заметила женщину, одетую жокеем; она покинула свое семейство в Галле, чтобы следовать за сержантом гренадеров. Она была невыразимо прекрасна, и было невозможно, чтобы ее девственная фигура не изменила ее переодеванию.

« – Да, сказала она мне, – я кинула все, потому что как только Бюссьер сказал мне, что он меня любит, кроме него я не видала больше никого в свете. Я не обокрала моих родителей, потому что унесла с собой только мои безделушки и шесть сот дукатов, которые оставила мне моя матушка, Бюссьер говорит, что этого довольно, чтобы быть счастливой во Франции. Если его ранят, я буду за ним ухаживать, если его убьют, я тоже умру. Я хотела идти рядом с ним, но мне не позволили; тогда я надела это платье, но хочу сделаться маркитанткой. Бюссьер уверяет, что мне нечего бояться, а я разве буду бояться, чтобы приблизиться к моему любовнику!..»

«Я с восторгом слушала эту маленькую женщину. Я думала также как и она».