Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира

– После Шарпиньи я жила два года с маркизом Пассарино, – одним неаполитанцем, полтора года с португальцем Альва-Филиппом Барбаца…

– И оба они вышли, употребляя самое простое выражение, обнищавшие, из ваших когтей?

– Пассарино… да… он был щедр… но Барбаца…

– Тот защищался! В будущем вы будете избегать португальцев?..

– Притом же он был ревнив как тигр. И не так богат, как думали, животное!

– А Рене де Гам очень богат и не ревнив?..

– Рене де Гам – душа человек!

– А вы любите эту душу?

Шиффонета взглянула на Флоримона и пожала плечами.

– Ты глуп! – сказала она. В то же время она одарила его поцелуем, от которого он вздрогнул всем телом. Это впечатление не ускользнуло от куртизанки.

– Я не так хорошо целую, как прежде? – спросила она с улыбкой.

– Да, да!.. – ответил Флоримон. – Также хорошо!.. Даже лучше! Много таланта! Слишком много! Вот почему я опасаюсь!..

– А я хочу, чтобы ты остался!.. Полно! Ведь это только со стороны зрения искусства, как сейчас говорил ты, хотел ты увидать, как Шиффонета, сделавшись Бианчини, правит своей баркой! Ха, ха, ха!

– Странной баркой, не правда ли? В которой лодочник держится крепко, тогда, как пассажиры исчезли через клапан.

– О! О! Вот так образ! Ты должен бы записать! Это произведет эффект в театре. Во всяком случае, если я топлю моих пассажиров. так потому, что это им нравится, Я не беру их силой на судно… с клапаном… ха, ха, ха!

– Но граф де Гам женат. Что говорит его жена?

– А разве это до меня касается? Смеюсь я над его женой!..

– Она молода и, говорят, прекрасна?

– Так ей остается только самой развлекаться, взяв себе любовника!..

Флоримон освободился из объятий Шиффонеты и взял свою шляпу.

Шиффонета закусила губы.

– Вы непременно хотите уйти, – сказала она.

– Непременно, – ответил Флоримон. – Во-первых, я не имею привычки обедать у тех, кто не приглашал меня.

– Но я приглашаю вас, а вы у меня.

– Не спорно, но меня, право, ждут. Потом, если должно вам признаться, Алиса, и признаться со всей искренностью, вы меня ужасаете!..

– Как ужасаю?

– Да; вы стали слишком прекрасны… и притом делаете слишком быстрые успехи… как бы вам сказать… Честное выражение не приходит мне на ум…

– Э! Употребите бесчестное! Вы хотите сказать, что я стала слишком плутовка?.. Довольно – это возможно, слишком – нет! В нашем ремесле, слишком никогда не бывает. Я скучала и думала развлечься на минуту, вернувшись с вами к прошлому. Вам не нравится быть со мной в половине? Прощайте! Когда пойдет ваша новая пьеса, оставьте для меня ложу на первое представление. Меня всегда будут интересовать ваши успехи.

– Вы необыкновенно любезны!..

– А! И особенно не забудьте для будущей вашей мелодрамы барку с клапаном? Утопление влюбленных, по примеру утопления Каррье в Нанте… Это вызовет аплодисменты!.. Ха! ха! ха!

Флоримон поклонился.

– Есть другая вещь, которую я советую не забывать вам, моя милая, – сказал он.

– Что?

– Поберечься, чтобы не утонуть самой…

– Опасности нет!..

– Гм! Есть Провидение.

– Ба! Вы верите в Провидение – вы!..

– В мои часы, да.

– А что, по-вашему, сохраняет для меня Провидение? Я великодушна и даю вам последнее слово. Что вы читаете в моем будущем?

– О, мой Боже! Самую простую вещь. Вы объедаете других, обгложут и вас.

– Говорю вам, нет опасности! Против объедателей я надела кирасу. Когда я состарюсь, быть может, я стану богомолкой; я раздам мои деньги бедным… Любовникам – никогда.

– Желаю вам. Прощайте!

Флоримон был на улице, где он полной грудью вдыхал воздух, как человек, вышедший из такого места, в котором он задыхался. В это время Шиффонета, следуя мысленно за своим бывшим любовником, прошептала, покачав головой:

«Пу, для человека умного он не так силен, как я думала!»

Через час после этого граф Рене де Гам выходил из кареты перед подъездом отеля своей любовницы.

Тридцать три года; высокий рост; довольно красивая; голова, – несколько лишенная выражения, ничтожная, но изящная, с тонкими чертами лица – таков был граф де Гам.

Madame была в своем будуаре; он быстро вошел, – так быстро, что она удивилась. Он вошел без доклада; она не привыкла к такой бесцеремонности.

– Что такое? – сказала она. – Вас преследуют?

Он улыбнулся, но не без усилия.

– Честное слово, немного не доставало! – ответил он.

– Что это значит?

– Я тебе расскажу, когда ты меня поцелуешь.

– Я вас поцелую после. Что с вами случилось?

– Скука!

– Какого рода?

– Я поспорил с женой.

– А!.. По какому поводу?

– По поводу тебя.

– Полно!

– По возвращении из Италии, – я не говорил тебе об этом, потому что считал бесполезным, – у меня с графиней были уже маленькие неприятности.

– Ей сказали?

– Все! Есть такие болтливые люди!.. Притом же, согласись, я должен был провести в Италии только несколько недель, а прожил почти год.

– Наконец?

– Наконец сегодня, это было важнее. Я располагал отправиться к тебе, когда графиня де Гам явилась ко мне, бледная, с покрасневшими глазами. Я тотчас же угадал, что готовится сцена. Я желал бы быть за сто тысяч лье».