Жизни, которые мы не прожили

ВШ вернулся довольно давно и потратил уйму времени, чтобы расчистить свой сад. Он приехал с папоротниками, кувшинками и многими другими растениями и с тех пор был совершенно поглощен выкапыванием для них нового пруда – сейчас он готов, обложенный камнем, очень простой. Я и не предполагала, что там есть что улучшать, но этот пруд дарит ощущение безмятежности, когда на него падает свет; цвет его меняется на протяжении всего дня. Я сижу рядом с ним по вечерам со стаканом чая и наблюдаю, как все занимаются своими делами. Снова раздается низкий, счастливый гул привычного течения вещей. Случилось страшное – но теперь все в прошлом и жизнь опять вернулась в свое русло. На другой веранде старуха – мать Ни Вайаны – растянулась и дремлет, холмик ее живота мягко поднимается и опадает. Рядом один из тех мальчишек, что постоянно тут ошиваются, начищает свой крис – декоративный кинжал, который они повсюду носят с собой. Когда-нибудь привезу тебе его уменьшенную версию, будешь им письма вскрывать.

По другой стороне ущелья крадется ВШ с сачком в руках, охотится за стрекозами. Он похудел, но полон сил. Увлеченно собирает стрекоз и зарисовывает их – изображения получаются хрупкими, подробными, – кто бы мог сказать, что насекомое может быть столь изящным? Рисунки отсылает специалисту по насекомым на Яве. (Мужчине по имени Густав, который приезжал сюда несколько раз и увлекся мной, что мне польстило, называл писаной красавицей и т. д. и т. п. Если бы только видела, в какую старую клячу я превратилась! Вот пишу это и фыркаю от смеха.) ВШ носится туда-сюда, встречается со всеми на острове, ликует оттого, что он на свободе, вернулся, по общему признанию, с ним поступили вопиюще несправедливо.

Все тихо-мирно, это так, – но я ощущаю, что над нами нависла тень. Правительство устраивает мелкие козни, чтобы ВШ остался без работы. Почему? Он досадует по этому поводу, горько жалуется. Но все советуют ему вести себя тихо, не лезть на рожон, никого не задирать, рисовать, и все. Может, именно такими нам и придется стать в этом изменившемся мире. Невидимыми. Бессловесными. Сновать в темноте каждый под своим камнем.

Не бросай и ты меня. Достаточно того, что я потеряла Мышкина. Пришли мне много, много страниц, не меньше двенадцати! Исписанных с двух сторон.

С огромной любовью,

всегда твоя,

Гая

25 мая 1940 г.

Дорогая Лиз!