Жуков

Надо думать, действия Жукова произвели сильное впечатление на Хрущева с товарищами, выросших в номенклатуре и не видевших дальше стен своих кабинетов. Пришли в зал заседаний военные в высоких чипах, а предъявили навыки унтер-офицеров той давней полузабытой первой мировой войны. А Жуков каков! Предупреждали его, что Берия физически сильный, знает приемы джиу-джитсу, а он, разнеслось среди вождей, в ответ усмехнулся: «Ничего, справлюсь, нам тоже силы не занимать». И справился, не обнажив оружия, с невыразимым презрением взял злодея голыми руками. Было над чем призадуматься, командный голос маршала запомнился, долго звенел в ушах свидетелей невиданной в этом зале сцены.

Что до главного героя случившегося, то Жуков, по-видимому, поступил так, как он вел себя в неприятных обстоятельствах. Отвечая в глубокой старости на вопрос, простил ли он Сталина, маршал сказал: «Я это просто вычеркнул из своей памяти». Запомнил о Сталине он другое. «Думаю, что он хотел назначить меня министром обороны, но не успел, смерть помешала». Так и после ареста Берии он постарался выбросить этот эпизод из головы. Важнее для Георгия Константиновича было то, что при равнодушном к военному делу дилетанте Булганине он с каждым месяцем расширял круг своей деятельности, постепенно стал исполняющим обязанности министра обороны.

Г. К. Жуков двинул перевооружение армии на базе новой техники, появление которой было следствием развития научно-технической революции. Нужно было определить место ядерного оружия в борьбе, вынести правильные решения — на чем сделать акцент в развитии средств доставки: на ракетах или пилотируемой бомбардировочной авиации. За океаном американские генералы и политики безмерно восторгались возможностями стратегических ВВС, молились на новинку Б-52, у нас Г. К. Жуков был среди тех, кто высказался за приоритет ракет, начиная от тактических и вплоть до межконтинентальных баллистических. Благодаря прозорливости Жукова мы в военном строительстве не потянулись за американцами в создании абсурдно-громадного флота тяжелых бомбардировщиков. При возраставшей стоимости сложных систем вооружений цена правильного или ошибочного решения исчислялась десятками, если не сотнями миллиардов рублей. Жуков сделал правильный выбор, обеспечивая обороноспособность страны не за счет подрыва всей инфраструктуры национальной экономики.

В развернувшейся тогда дискуссии о «взаимном сдерживании» авторитетно прозвучал его голос победителя в Великой Отечественной. Разрушительное действие ядерного оружия, на взгляд Жукова, отнюдь не означало, что наши потенциальные противники откажутся от его внезапного применения. Следовательно, нужно учитывать это в советской военной доктрине. Что же касается возможности сохранения мира ссылками на «взаимное сдерживание», то на деле господство такой сочки зрения развязывало руки сторонникам «ограниченных войн». В любом случае, считал Жуков, СССР должен сохранять высокий уровень обороноспособности. В интервью группе ведущих американских журналистов в ответ на вопрос о реальности «взаимного сдерживания» Г. К. Жуков 7 февраля 1955 года откровенно указал: «Я считаю, что это неверно».

Суровый реалист, каким всегда был Г. К. Жуков, стоял на том, что в современном мире нужна величайшая бдительность в отношении тех, кто способен развязать войну. Вопреки рассуждениям сторонников мира Жуков смело заглядывал за порог начала вооруженного конфликта, что тогда? Он много и плодотворно размышлял о формах ведения боевых действий с учетом возможностей ракетно-ядерного оружия. Отталкиваясь от опыта минувшей войны, маршал пришел к выводу, что всевозрастающее значение приобретают ночные действия. Готовить войска к ведению ночного боя требовал главком сухопутных сил, в феврале 1955 года ставший, наконец, министром обороны Советского Союза. Георгий Константинович Жуков достиг пика военной карьеры.

Параллельно, скорее вопреки, а не по желанию маршала утяжелялся его вес как политического деятеля. В середине пятидесятых это частично объяснялось тем, что в Соединенных Штатах с января 1953 года президентом был генерал Д. Эйзенхауэр. Хрущев, как, впрочем, и другие наши лидеры, почитал себя знатоком международных дел и стремился войти в историю великим дипломатом. Методы, уместные в аппаратных разбирательствах, где значительную роль играют симпатии и антипатии, он попытался применить во внешней политике. Хрущев, видимо, свято уверовал, что привлечение Жукова к советско-американским переговорам открывает некие, ведомые только ему самому, перспективы. Наверное, он надеялся, что внимательное отношение к маршалу — вернейший путь к сердцу другого военного — генерала Эйзенхауэра.