Жуков

Перед началом их на партийном активе участников учений выступил заместитель начальника Глав-кура генерал-лейтенант А. М. Пронин. Он в высоких словах воздал должное роли Г. К. Жукова на недавнем Пленуме ЦК КПСС, заклеймил «антипартийную группировку». О том же сказал в своей речи первый заместитель министра обороны Р. Я. Малиновский.

Жуков с воодушевлением провел эти памятные учения, как оказалось, последнюю операцию в своей жизни. Выступление маршала на разборе в Борисове было проникнуто новыми идеями и мудрым призывом не предавать забвению опыт минувшей войны. Георгий Константинович напомнил, что войска действовали в исторических местах — здесь в 1944 году началось освобождение Белоруссии. Он говорил о том, что первоначально операцию тогда планировали до рубежа Бобруйска, однако с успехами войск глубина планирования достигла трехсот километров, темпы наступления увеличились. Обратившись к возможностям Советской Армии, маршал указал, что при возросшей огневой мощи артиллерийской и ракетной техники, авиации и вертолетов, применении новых танков и боевых машин пехоты войска могут и обязаны быстрее переходить в атаку, добиваясь решительных целей с куда меньшими людскими потерями и материальными издержками. Это собственно и показали учения.

Он вернулся в Москву окрыленным и даже помолодевшим — армия совершенствует свое боевое мастерство, защита Отечества в надежных руках. На октябрь Жуков наметил новые учения, на этот раз в Киевском военном округе. Туда уже поторопился Хрущев. Внезапно Жукову объявили, что его направляют с официальной миссией в Югославию и Албанию. Недоумевающий маршал позвонил в Киев Хрущеву. Получил поразительный ответ на предложение приехать на учение:

— Выполняйте свою государственную миссию, а мы тут дома с учением как-нибудь справимся и без вас.

3 октября 1957 года на крейсере «Куйбышев» в сопровождении эсминцев «Блестящий» и «Бывалый» министр обороны СССР Г. К. Жуков отбыл из Севастополя. При прохождении через проливы на борту крейсера была получена телеграмма: «Великому Маршалу Советского Союза, высочайшему полководцу второй мировой войны. Приветствуем и поздравляем Вас с заходом в турецкие воды. Долгих лет жизни и наилучшие пожелания. Счастливого плавания». Можно не сомневаться, текст телеграммы был немедленно доложен Хрущеву, который в то время, как маршал выполнял государственную миссию, хлопотал о его смещении. «Как я потом узнал, — скупо говорил Жуков, — Хрущев использовал присутствие многих военачальников на учениях в своих интересах: у одних он спрашивал мнение о министре обороны, а другим внушал ту мысль, что, дескать, Жуков опасный человек для государства».

Советские газеты тем временем подробно информировали о пребывании Г. К. Жукова в Югославии и Албании. Последние сообщения на эту тему 25 октября. Через день, 27 октября, в хронике на последней странице «Правды» сообщалось: министром обороны СССР назначен Р. Я. Малиновский. Г. К. Жуков освобожден от обязанностей министра обороны. Еще через день, 29 октября, состоялся Пленум ЦК КПСС — об улучшении партийно-политической работы в Советской Армии и Военно-Морском Флоте. В обнародованном постановлении Пленума сказано: Г. К. Жуков «нарушал ленинские, партийные принципы руководства Вооруженными Силами, проводил линию на свертывание работы партийных организаций, политорганов и Военных советов, на ликвидацию руководства и контроля над Армией и Военно-Морским Флотом со стороны партии, ее ЦК и правительства».

Пленум вывел Г. К. Жукова из состава членов Президиума ЦК КПСС и членов ЦК КПСС.

Как пережил он эту чудовищную несправедливость, мы частично знаем со слов самого опального маршала. Подготовка к отстранению от должности министра обороны и само снятие было проделано за спиной Г. К. Жукова. Глубокое презрение прозвучало в сказанном им по возвращении из Югославии. Главный маршал авиации А. Е. Голованов рассказывал:

— Когда Жуков прилетел в Москву, не зная, что уже снят Хрущевым, его встретила на аэродроме не свита, а порученец. Доложил, что освободили от должности министра обороны.

— А кого назначили? — спросил Жуков.

— Малиновского, товарищ маршал.

— Ну, это еще ничего, — сказал Жуков. — А то я подумал — Фурцеву.

Соль Жуковского замечания — Екатерина Фурцева, вознесенная Хрущевым в члены Политбюро, пресловутая временщица того времени, «ведавшая» культурой всей необъятной страны.

Нет сомнения — самым тяжелым переживанием было присутствовать на пленуме, лес рук членов ЦК, одобрявших хрущевскую расправу над национальным героем. Голосовали именно те, кто всего за четыре месяца перед этим горячо одобрили на другом пленуме речь Г. К. Жукова против «антипартийной группировки». Теперь, а многие даже не прятали глаз, смотрели нагло и вызывающе, демонстрируя «сплочение» вокруг ленинского Политбюро, точнее, кучки хрущевцев, надругавшихся над прославленным полководцем. Говорить что-либо им было бесполезно.