Журнал «Посев» № 2 (1589) - февраль 2010

В 2007 году при поддержке Российского фонда культуры вышла в свет книга стихов и прозы малоизвестного широким читательским и исследовательским кругам автора – Ивана Савина. Он родился в 1899 году в Одессе, рано проявился его литературный талант, но судьба, казалось бы, уготовила ему жизненный путь не поэта, а воина. Началась революция, семья Савиных попала в самое пекло происходящих событий, на полях Грcvажданской войны сложили головы братья Ивана Савина, погибли его сестры. В рядах армии Деникина Савин, только-только закончивший гимназию, сражался против Красной армии в Крыму, попал в плен, чудом остался жив. В 1922 году он покинул Россию навсегда. С этого времени жизнь Ивана Савина оказалась связана с родиной его предков – Финляндией (когда-то в Россию перебрался его дед – финский моряк Йохан Саволайнен). Трудовая жизнь рабочего на сахарном заводе, грузчика в порту, но все отчетливее дает о себе знать творческое призвание. В 1924 году Иван Савин был уже собственным корреспондентом целого ряда изданий российского зарубежья. В хельсинском ежедневнике «Русские вести» опубликованы более 100 рассказов, стихотворений и очерков. В 1926 году в Белграде была издана книга его стихов «Ладанка». Это оказалась единственная прижизненная книга поэта, 12 июня 1927 г. он умер от заражения крови после неудачной операции. Ему не было и 30 лет. Через несколько дней в газете «Возрождение» появился некролог, написанный Иваном Буниным: «То, что он оставил после себя, навсегда обеспечило ему незабвенную страницу в русской литературе: во-первых, по причине полной своеобразности стихов и их пафоса; во-вторых, по той красоте и силе, которыми звучит их общий тон <…>»[1]. Когда в 1958 году увидело свет второе издание «Ладанки», развернутую рецензию написал крупнейший поэт второй волны русской эмиграции Иван Елагин: «Эти стихи – торопливый рассказ, полный жутких подробностей, от которых можно захлебнуться слезами <…>. Ритм этих стихов – ритм походки выведенных на расстрел, шатающихся от слабости и от непривычного, после тюрьмы свежего воздуха. Ритмическая неровность некоторых строк, их отрывистость придает стихотворению взволнованность свидетельского показания. Иван Савин свидетельствует о своем страшном героическом времени, и его поэзия – поэзия высоких обид и высокого гнева»

[2].

И вот через 80 лет после смерти поэта на его Родине вышла книга, само название которой наглядно свидетельствует о центральной теме творчества Ивана Савина – «Всех убиенных помяни, Россия!»: «Его стихи, посвященные расстрелу любимых братьев, его рассказы и очерки <…> вошли в золотой фонд русской литературы, потому что трагедия пережитого, гибель любимой страны прошли через его сердце»[3;5]

. В Финляндии, где Савин провел последние годы своей жизни, его творчество хорошо известно и весьма активно изучается. Эдвард Хямялайнен составил сайт[4], содержащий статьи о русской эмиграции в Финляндии, где один из разделов этого сайта посвящен поэзии Ивана Савина. В последние годы возник интерес к его творчеству и в России: в 2005 году М.Е. Крошнева защитила кандидатскую диссертацию «Творческая судьба Ивана Савина (1899–1927)», она же составила сборник избранных произведений Ивана Савина, который был опубликован в 2006 году в Ульяновске. Этот сборник, наряду с уже упоминавшейся книгой «Всех убиенных помяни, Россия!», стал материалом нашего исследования, цель которого – описать художественный мир Ивана Савина. Для того чтобы определить место России в пространстве этого поэтического мира, мы составили частотный словарь всех географических названий, упоминающихся в текстах Савина.

Пространственная картина, представшая в поэтических текстах Савина, получилась ориентированной как по горизонтали, так и по вертикали. По горизонтали – это земное пространство, представленное традиционной оппозицией «Восток – Запад». Восток в поэзии Савина представлен двумя основными топосами – Тибетом и Святой землёй. Тибет, как и Азия в целом, привлекает поэта своей простотой и первозданностью: «Всё, чем живём, – я отдаю / За детскость мудрую твою, /За мир пустынь недосягаемый, / За песни девушек простых, / Цветущих на полянах Азии, / За тихий плеск твоей фантазии / И крики буйволов твоих… («Звенящая мысль» 1923)[3;57].

Святая земля представлена локусами, связанными с библейским повествованием, – Иордан и Голгофа. Автор обращается к библейским сюжетам, подбирая аналогию происходящим в России событиям: «Оттого мы в служенье суровом / К Иордану святому зовем, / Что за нами, крестящими словом, / Будет воин, крестящий мечом». («Оттого высоки наши плечи…» 1923)[3;20]

. И еще один пример: И, услышав огненные строфы / В брошенном, скончавшемся краю, – / Снимет Бог наш с мировой Голгофы / Землю неразумную Свою. («Ночь опустит траурную рамку…»)[1;71].