Читаем Зима в раю полностью

Похоже, духи праздника и веселья по-прежнему обходили наш дом стороной, и если бы мальчиков спросили в этот момент, что бы они хотели получить в качестве рождественского подарка, то их список наверняка возглавили бы авиабилеты в Шотландию, причем в один конец.

Но Элли решила, что наше первое Рождество в «Кас-Майорал» должно быть радостным и запоминающимся. Она все для этого сделала, и никакие досадные мелочи вроде средиземноморского муссона не подпортят ей настроения. И поэтому она усадила всех вокруг большого кухонного стола, и нам пришлось надеть бумажные колпаки, дергать хлопушки и, как минимум, делать вид, будто мы веселимся, под ободряющее потрескивание дров старого Пепа в камине, которые шипели, стреляли искрами и испускали свежий сладковатый аромат розмарина: Элли, в соответствии с местным старинным рождественским обычаем, бросила в огонь веточку этой травы.

Меню рождественского обеда Элли также позаимствовала в традиционной деревенской кухне страны, где мы теперь поселились. Для начала она подала sopa de pilotes – и это оказалось не то, чем авиапилоты моют ноги, как предположил Чарли, а густой суп с ароматными тефтелями, который полагалось есть с подогретым в печи хлебом. Далее следовал прекрасный образчик местного птицеводства – индюк, чьи земные дни прошли в пожирании червей и демонстрации головного убора своим более скромно оперенным дамам, которые вместе с ним прохаживались по залитым солнцем междурядьям в абрикосовых и сливовых садах на маленькой finca чуть глубже в долине. Я не мог не узреть определенной доли иронии в том, что этот величественный самец закончил свой жизненный путь на нашем рождественском столе, набитый смесью сухофруктов из тех же самых садов, где он совсем еще недавно кулдыкал и клекотал с такой самодовольной важностью. Но сооруженные Элли саван из гранатового соуса и цветастый венок из обжаренного молодого картофеля, запеченных помидоров, горошка и батата были вполне достойны почившего властителя домашней птицы.

Наш банкет венчали маленькие кусочки turr'on – выпекаемой специально к Рождеству миндальной нуги – из местной pasteler'ia[254] и освежающий лимонный крем, сделанный из бесценных яиц, подаренных старой Марией, и сока наших собственных лимонов.

Элли угостила нас на славу.

День медленно клонился к вечеру, а проливной дождь никак не желал заканчиваться. Гром постепенно стихал, уходя в сторону Африки, и в ранних серых сумерках мы видели далекое мерцание молний, окрашивающих розовым свинцовые тучи на южном небосклоне.

Мы сидели за столом, наши бумажные колпачки пытались разгонять яркими красками сгущающийся мрак, а за окнами маленькие террасированные поля превращались в рисовые плантации, залитые грязной водой, испещренной оспинами дождевых капель. Каким-то образом сочная зелень апельсиновых деревьев и их пылающие золотым жаром плоды выглядели на фоне гнетущего пейзажа неуместно и грустно. Даже высокие пальмы, стоящие словно стражи у соседних ферм, казались одинокими и чуждыми, а их экзотическое великолепие прямо на наших глазах поникало и превращалось в мокрый и ветреный антураж, который ожидаешь увидеть в одном из унылых закоулков Атлантического побережья в районе Внешних Гебридов, а не в очаровательной горной долине вдали от побережья средиземноморского острова. Мальчики были совершенно правы: все это совсем не вязалось с популярным образом залитой солнцем райской долины.

– Я объелся, – простонал Чарли, потянувшись всем телом и почесав себя под мышкой. – Пожалуй, мне нужно выйти помочиться.

– Такие подробности никому не интересны, – сказала Элли многозначительно. – Это некрасиво. Но я попрошу тебя целиться поточнее.

– Вот именно, – вставил я нечто не очень вразумительное, потому что был занят расчетами положения солнца, а оно, пусть и невидимое сейчас, уже нырнуло за западный хребет, что означало официальное наступление вечера – то есть времени приступить к спиртному. – Просто будь аккуратнее, Чарли. Эта каменная плитка смертельно опасна, когда мокрая.

Наступающий тусклый мрак уже окутывал кухню тенями меланхолии, оплетал все паутиной уныния, смешанного с ностальгией.

– Ладно, давайте зажжем свечи, – встрепенулся я. – Нам сразу станет веселее.

– Почему бы и нет? – ответил Сэнди. Он опустил голову на сложенные на столе руки и направил рассеянный взгляд на чернильную, мокрую мантию подкрадывающейся темноты за окном. – К черту экономию. Рождество все-таки.

– Всем скучно, в этом дело, – заявила Элли. – Нам нужно какое-то занятие, которое подняло бы нам настроение. Думайте!

– О, придумал: я налью себе большую порцию джина с тоником, – объявил я и направился к буфету. – Лично у меня от джина настроение всегда улучшается. Где-то тут у нас была бутылочка «Шоригэ» с Менорки. Кто-нибудь хочет тоже?

Все покачали головами.

– Ну что вы сидите как в воду опущенные! – воскликнул я. – Сегодня же праздник. Шерри, Элли? А тебе, Сэнди, пива?

– Спасибо, пап, нет. Я слишком наелся индейкой и всем остальным.

– Я тоже пас, дорогой.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное