Зима в раю

Статные дубовые стулья, обтянутые гобеленовой тканью, которые в старые добрые времена стояли бы вдоль противоположных стен танцзала – muchachos[342] с одной стороны разглядывали бы muchachаs[343] с другой стороны, – теперь, увы, группировались вокруг белых пластиковых столиков, которые, будучи, несомненно, практичными, находились, тем не менее, в вопиющем несоответствии со своим барочным окружением.

По одну сторону от главного входа стоял наготове, полыхая огнями, стол для игры в пинбол, в то время как стена напротив напоминала стенд на специализированной выставке электронного оборудования для предприятий общественного питания. Подмигивающий лампочками игровой автомат, запрограммированный через каждые несколько минут нарушать тишину короткими всплесками синтезированной карусельной музыки, стоял плечом к плечу с парой высоких стеклянных витрин холодильников, заполненных доверху невероятным ассортиментом местного мороженого.

Бар, который занимал половину одной из сторон зала, был весьма опрятен и даже несколько пустоват на первый взгляд, но при ближайшем рассмотрении выяснялось, что все уголки, которые обычно отдавались дополнительным бутылкам с алкоголем, были использованы для размещения витрин с выставленными на них картофельными чипсами, упаковками закусок с неожиданным названием «БУМ», банками оливок, сардин и моллюсков, пластиковыми зажигалками и даже небольшой коллекцией дешевых наручных часов. Самое видное место на стойке с бутылками принадлежало статуэтке Девы Марии, хотя теперь ее положению явно угрожали экстравагантные электрические часы, украшенные логотипом и групповым портретом футбольной команды «Реал Мадрид». Времена менялись.

Ненадолго позабыв обо всем этом, Элли прикипела взглядом к стеклянной этажерке сбоку от бара, а конкретнее – к аппетитному набору сахарных ensaimadas и огромному фруктовому торту, который занимал всю верхнюю полку.

– О-о-о, ты только взгляни на этот восхитительный вишневый торт! Слушай, я обязательно должна его попробовать, – предвкушала жена, глотая слюнки.

В этот момент из подсобного помещения появился сеньор Бонет. Это был добродушный мужчина с круглым лицом и таким же круглым животиком, блестящей лысиной и полновесными черными бровями, которые могли бы поспорить с гусеницами пилорамщика, но при этом производили куда менее грозное впечатление. Да что там говорить, гусеницы сеньора Бонета буквально топорщились от переполняющего их дружелюбия и веселья.

Я заказал café cortado[344]

для Элли и пиво для себя. По своему обыкновению, сеньор Бонет с вежливой любезностью осведомился, какую marca пива я предпочитаю, и когда я задал всегдашний свой вопрос относительно того, какие бренды имеются в наличии, то услышал стандартный ответ: «Эстрелла Дорада». К сожалению, сегодня он располагает только «Эстрелла Дорада», señor. Тот факт, что «Эстрелла Дорада» была единственной разновидностью пива, которой владелец heladería когда-либо располагал, не имел для него, судя по всему, особого значения. Приглашая клиента сделать выбор, он, по крайней мере, создавал видимость хороших манер, которые ожидались от dueño[345] столь

elegante заведения, как его кафе, и только это было важно для сеньора Бонета.

– Могу я попросить ensaimada, por favor, – подала голос Элли, пользуясь, как обычно, своим обычным коктейлем английского и испанского, и указала на витрину с выпечкой. – И большой кусок этого tarta de, э-э, с вишнями. Да, tarta с вишнями, пожалуйста. Grande кусок.

Беспомощное отчаяние отразилось на лице сеньора Бонета. Его плечи и брови поднялись одновременно, словно подвязанные на одну и ту же струну кукольника. Он открыл заднюю дверку этажерки и торжественно постучал пальцем по каждому кондитерскому изделию. Все они были не мягче кирпича.

– Lo siento, señora, – сокрушался сеньор Бонет, – но ensaimadas, tartas – все они черствые, слишком черствые, чтобы их есть. Son muy duras.

Он окинул пирожные гневным взглядом, словно это они были виноваты в том, что засохли и оставались на витрине не один день после истечения срока годности. Сеньор Бонет явно обозлился на эти неодушевленные предметы, но, очевидно, не представлял, что с ними делать. По причинам, известным только ему одному, элементарное решение проблемы, состоящее в том, чтобы выбросить несъедобные лакомства и поставить на их место свежую продукцию, не вписывалось в его картину мира. Он закрыл дверцу, посмотрел на Элли трагическим взглядом и склонил голову – так, что почти коснулся ухом приподнятого плеча.

Элли подхватила пантомиму, изобразив в ответ скорбное пожатие плечами, и сказала, что в таком случае она обойдется пакетиком «БУМа», muchas gracias.