Зима в раю

Этот маневр увенчался успехом. Щенок выпустил палец Fräulein и перенес свое внимание на jamón, который и стал поглощать с довольным урчанием.

– Ah-h-h, danke schön, Mutti[362], – прохныкала Fräulein. – Vielen, vielen Dank![363]

В кафе воцарились мир и покой. Собачонка наслаждалась своей добычей, а две изголодавшиеся Damen[364] принялись за bocadillos. Но перемирие было кратким. Едва проглотив отвоеванный кусок сэндвича, щенок тут же взялся за свое – стал рычать, лаять и царапать передними лапами отрезок костлявой обнаженной плоти, который тянулся от края практичных бриджей Fräulein до верха ее носков.

– А-а-а-и-и-и! – взвыла она, выбивая тяжелыми ботинками неистовую чечетку под столом. – Hör auf! Bitte! BITTE!

[365]

Но песик не собирался прислушиваться к ее жалобным призывам прекратить мучения – во всяком случае до тех пор, пока на полу не окажется новая порция мяса. Недовольно бормочущая что-то Mutti вынуждена была повторить операцию кормления, и последовали еще несколько мгновений передышки, пока щенок уничтожал добавку jamón serrano.

Эта шумная пантомима повторялась чуть ли не каждую минуту, пока щенку не скормили все до последнего кусочка мясо с бутерброда Fräulein, бывшей к тому моменту на грани истерики.

Сеньор Бонет, который изо всех сил старался не замечать этот продолжающийся фарс, придумал ловкий ход: он решил замаскировать крики и лай, сопровождавшие локальный германо-испанский конфликт, включив магнитофон: тот был весьма непочтительно установлен на барной стойке прямо под статуэткой Девы Марии. Чтобы заглушить переполох за немецким столиком, Хулио Иглесиасу пришлось во всю глотку распевать свои романтические песни, и, надо сказать, справлялся он с большим трудом.

К этому времени за импровизированным цирковым представлением уже вовсю наблюдали две юные судомойки, которые потихоньку выскользнули из кухни и вовсю хихикали за спиной у немецкой пары, крайне довольные неожиданным развлечением. С деланным равнодушием поглядывали на щенка и немок трое местных жителей, устроившихся на табуретах перед барной стойкой. Вероятно, именно поднятый Fräulein и щенком галдеж заставил их оставить свои обычные посты в более оживленном баре «Кубана» через дорогу.

Два электрика, прибывшие примерно в это же время, отчаянно старались сосредоточиться среди этого бедлама на ремонте внутренностей огромного стального холодильника.

Щенок же, слопав за обе щеки весь jamón с сэндвича Jungfrau[366]

, решил продолжить свой в высшей степени выгодный спорт, но уже на ногах матери.

– Не думаю, что он сможет хоть что-то выжать из этой старой бой-бабы, – поделился я с Элли своими соображениями. – Она и стаю волков в два счета разгонит, причем ей даже не придется надевать свой монокль и шлем.

И действительно, при первой же попытке потянуть за шнурок ее ботинка старая Frau громыхнула:

– NEIN! DAS IST VERBOTEN![367]

Она подхватила ошарашенного щенка с пола, вырвала из своего собственного bocadillo половину jamón serrano, протопала к стеклянной двери, пинком распахнула ее и вышвырнула щенка вместе с мясом на улицу с торжествующим криком:

– RAUSS! SPANISCH SCHWEINHUND![368]

Захлопнув за собой дверь, Frau со звучным хлопком отряхнула руки и двинулась обратно к столу. Под ее густо покрытым вышивкой баварским кардиганом гордо торчали вперед огромные груди. Вот как это делается, самоуверенно наставляла она свою подобострастно съежившуюся дочь.

Hunde[369] ничем не отличаются от Personen[370]. Himmel![371] Нужно сразу показать им, кто тут der Meister[372] Ja! Bestimmt![373]

– Увы, ты был прав, – признала Элли. – Бедный песик откусил больше, чем мог прожевать.

– No, no, señora, – прошептала моей жене одна из судомоек. – Es OK. Mira!

Она глазами показала в сторону патио, где щенок уже расправился с добытым у Frau jamón serrano и со всех ног, так что уши на ветру развевались, помчался вокруг маленькой террасы. И вот он уже снова очутился в кафе, воспользовавшись открытым черным ходом.

Судомойки закивали в ожидании продолжения спектакля. Самодовольная старая немка нагнулась, чтобы перевязать шнурки, и ее мощные ягодицы оказались как раз напротив той двери, в которую галопом вбежал щенок.

– Pass auf, Mutti![374], – отчаянно завизжала Fräulein. – Der Hund kommt! ACHTUNG![375]

Но было слишком поздно. Пес уже на полной скорости нырнул под пышную тирольскую юбку старой Frau, и его акт возмездия был ознаменован воплем, от которого кровь стыла в жилах, и звоном бьющейся посуды, сметенной со стола мечущимися руками die Mutter.