Все же остальные, подняв головы, глядели в небо, где в сизых тучах сверкали отблески зарниц, и пели, хлопая в ладоши:
– Бей, бей, громовая стрела! Растите, колосья новой жизни!
Зарокотал гром, извилистая молния пробежала по изнанке туч и ударила рядом с холмом. Люди с визгом шарахнулись в стороны, попадали ниц… Но когда свечение в тучах погасло, толпа снова прихлынула к шалашу. Опять поплыл кругом хоровод, зазвучали новые песни:
– Проводим молодца на поле спать, Усни крепко, молодец, в поле, в борозде, Да будет мирным и спокойным твой сон, Да будут твои корни глубоки и сильны; Когда весной вернется солнышко в небо, Ты к нам придешь молодым ростком…
Теперь каждая проходящая мимо шалаша женщина нагибалась и бросала на него пригоршню земли. Многие развязывали принесенные с собой мешочки с житом и горстями бросали зерна, распевая славицы двум ипостасям Богини – милостивой и карающей. Другие кидали припасенные бусины, загадывая заветные желания, выдергивали цветные нитки из одежды, бросали яркие плетеные пояски. Молодки молили о детях, девицы просили женихов. Старухи, вечно скрюченные у печи или над стиркой, особенно усердствовали в хороводе, веря, что танец во славу Богини исцелит больные спины, а юная озимь поделится жизненной силой.
– Нет больше Аоранга из Первых Людей. Отныне прозвание твое – Спящий в Борозде! – провозгласила Владычица Полей, глядя на растущий земляной холм. – Мы хороним тебя, как зерно на ниве! Да прорастет оно в иной, вышней стране! Тело твое истлеет, но незримые силы возрастут, как колосья! Возвращайся сам-сотый, сам-тысячный!
Хоровод тянулся и тянулся. Уже солнце вновь ушло за тучи и поле начало погружаться в сумрак, а люди все шли и бросали комья земли и зерна. Шалаш постепенно превращался в курган. Вот уже и вход пропал из виду, вот и крыша спряталась под желтоватой мерзлой землей… А люди все текли мимо, сыпали землю и пели:
– Мать сыра земля, щедрая Дана! Все тобой рождено, все к тебе и вернется, Древо стоячее, вернись в матушку-землю, Звери рыскучие, вернитесь в матушку-землю, Птицы летучие, вернитесь в матушку-землю, Дети, чей срок настал, – вернитесь в матушку-землю. Расколи, громовая стрела, матушку-землю! Пусть легко взойдут травы, когда солнце вернется!
Солнце рано закатилось за угрюмые тучи, и страну Великой Матери окутала тьма. Холод первых заморозков сковал землю, степь заснула глубоким сном. Однако возле храма Двуликой после заката собрались несметные толпы. Пылали костры, слышался грохот бубнов и звон струн. Булькала в котлах священная поминальная каша, шипело в глиняных кружках пиво, повсюду звучали пение, выкрики и смех. На вечерний праздник были допущены и мужчины, так что под стены храма явились чуть ли не все жители города.
В гуще толпы, у одного из котлов с кашей, суетилась девица в неброской одежде служанки. Ее волосы были скрыты под низко повязанным по лбу платком. Она проворно орудовала черпаком, накладывая всем желающим дымящуюся сладкую кашу, однообразно улыбаясь разгоряченным людям, тянущим к ней миски. Вдруг она остановилась, схватилась за голову, передала черпак другой служанке и отошла от котла. Цепкий взгляд быстро обежал толпу, но вокруг бурлило веселье, и никому не было дела до невзрачной служанки. Губы девушки скривились в недоброй усмешке.
– Поглядим, кто это, – прошептала она.
У главного входа в храм Двуликой никого не было – все веселились возле костров. Девушка сунула руку под передник.
– Поосторожнее с Серпом Луны, – послышалось из темноты.
Из-за высоких кувшинов выступила длинная худая фигура.
– Так и думала, что это ты меня призывал, – ответила Янди, доставая из-под передника накхский меч. – Вряд ли мне самой внезапно захотелось бы все бросить и пойти вернуться к храму… Как ты меня нашел, Ашва?
– Я многое умею… внучка.
– Внучка? – оскалилась она.
– Думаешь, как отсюда выбраться, не так ли? – спокойно спросил Ашва. – Ждешь, когда все угомонятся, а сама прикидываешь, как добраться до реки?
– Какой догадливый! Значит, не только внушаешь мысли, но и читаешь? А проклятая жрица тоже так может?
– Не так, как я, – качнул головой старый жрец. – Иначе она бы давно тебя нашла. К счастью, Владычица Полей отдыхает после обряда. Он отнял у нее немало сил…
– Что тебе надо, Ашва?
– Я хочу помочь дочери моего Вайды.
– Да неужели? А не поздно ли ты спохватился?
Вдруг Янди застыла – с улицы послышались шаги и голоса. К ним приближались, беседуя между собой, две стражницы. Янди поудобнее перехватила меч, но Ашва быстро сжал ее запястье, пристально взглянул на стражниц, что-то прошептал – и те прошли мимо.
– О! Как ты это делаешь? – прошептала Янди, когда звук шагов затих вдалеке.
Старик хмыкнул:
– Ничего сложного. Даже у вас в Аратте, где забыто и утеряно все, что можно забыть и утерять, я встречал людей, умеющих отводить глаза…
– Научи меня!
– Ты не способна к чародейству. Так сказала Владычица, и я тоже это вижу. Но ты унаследовала другой дар. Твоей матерью была накхини-воительница, не так ли? А вот Владычица не поняла этого.