Зимние девочки (ЛП)

«Туда, на холм» говорит он, кивая на дорогу»

«Перришы там, наверху. Вам придется пройтись. Места для парковки заполнены.

Хорошего дня»

Он едва заметно кивает головой и направляется к воротам.

«Я никогда не делала этого здесь» киваю на туфли «Я едва дохожу них до ванной»

«Зачем ты одела их?»

Элайджа одет в темные джинсы, рабочие ботинки, рубашку и галстук, который он обычно одевает на подобные мероприятия, а так же камуфляжный жакет. В его ушах солидные черные плаги.

«Они красивые»

«Вовсе нет» говорит «Если они доставляют тебе боль, это отвратительно» Он горбится и сгибает колени. «Иди сюда. Прыгай на спину»

«Что?»

«Я донесу тебя туда. Это, скорее всего, убьет меня, но я умру героем»

«В этом нет необходимости» я открываю багажник, и роюсь там, пока не извлекаю оттуда пару старых кроссовок на высокой подошве, разрисованных синими цветами вовремя урока истории. «Я одену это»

Я сажусь на капот и снимаю туфли, одеваю кроссовки, которых пахнут, будто они готовились в багажнике, приправленные мусором год или вроде того, но они делают мои ноги счастливыми.

Я встаю «Оригинально, да?»

Элайджа осматривает платье и кроссовки, а затем понимает, что я дрожу. Он снимает свой жакет и дает его мне. «Даже не думай возражать»

Его жакет тяжелый, он все еще хранит тепло его тело, он пахнет парнем и бензином.

«Спасибо»

«Теперь» говорит он, осматривая меня с головы до ног «Теперь ты выглядишь хорошо»

031.00

Я чувствую себя плохо, когда мы поднимаемся наверх. Мои свежие порезы болят, я думаю, что один из них снова открылся и кровоточит. Каждый шаг, приближающий меня к Кейси, заставляет мерзнуть и слабеть еще больше. Это касается и Элайджи. Он идет, опустив голову и засунув руки в карманы.

Верх холма покрыт сотнями отвратительных, черных жуков, собравшихся здесь для банкета: дети со школы, учителя, родители, знающие все о жизни своих детей. Девочки с драмкружка пришли втроем. Футбольная команда занимает больше места, чем они, эти девушки пришли в своих куртках с эмблемами. Я по-прежнему не вижу свою мать.

«Как близко ты хочешь быть?» спрашивает Элайджа тихо.

«Как можно ближе»

Он кивает «Хорошо. Пошли»

Мы пробираемся через толпу к белой палатке. Родители и родственники Кейси сидят там, на белых, пластиковых стульях, слушая священника, рука которого на плече мистера Пэрриша.

Гроб покрыт массивным одеялом из бледно-розовых роз. Они опираются на

металлическое крепление, словно печенья в духовке. Полоски искусственной травы должны прикрывать железо, но ветер давно растрепал их.

Я встаю на носочки. Если мы были бы ближе, мы смогли бы увидеть вырытую могилу.

Родители Кейси видят. Могила в нескольких дюймах от их ног.

Груда грязи, напоминающая муравейник, находится позади. Она ожидает своего череда.

Могильщики бросят грязь сверху, чтоб Кейси не могла подняться и сбежать отсюда.

Остальные могилы скрывает лед, принесенный метелью. Ветер свистит, пролетая между серыми могилам и, крестами и ангелами. Я закрываю глаза.

Мышонок Кейси, Пинки, умер летом, как раз перед тем, как мы пошли в четвертый класс. У нее была такая сильная истерика, что мне казалось, что нужно звонить в скорую, или, в крайнем случае, моей маме. Я помогла ей спустится. Ее мама куда-то ушла, а отец был на игре Red Sox против Yankees. Он сказал ей перестать плакать и выкинул трупик мышонка в мусорное ведро после игры.

Кейси достала его и отнесла в свою комнату, а затем упала кровать и начала плакать, едва различимо вопя, что не хочет выбрасывать его в мусорное ведро.

«Мы не будем» сказала ей я «Мы похороним его с уважением»

Я подняла его лопаткой, чтоб вытащить из клетки, а потом мы укутали его любимую синюю бандану Кейси. Я завернула его так, что он стал похож на мышиное буррито, завернутое в ткань.

Я сказала Кейси, что именно она должна похоронить его, но как только Кассандра коснулась банданы, она снова заплакала. Я взяла Пинки, и отнесла его на задний двор. Кейси шла за мной с небольшой лопаткой. Самым лучшим местом для захоронения была середина розового сада миссис Пэриш. Мы меняли друг друга, меняя друг друга, копая ямку между красивым декоративным кустом, и каким-то, почти диким, помеченными табличками с написанными от руки названиями.

Я прочитала молитву на псевдо латыни. Кейси повторяла «оооууум», она говорила, что это что-то на китайском. (Ее родители поощряли ее исследовать другие культуры.) Пока она повторяла это свое «оооууум», я положила мышонка в ямку, и стала засыпать грязью.

«Надеюсь, собака его не выкопает» сказала я. Ее лицо скривилось

«Так, держись»

Я пробежала по улице, заскочив домой и, прихватив ведро с морскими камнями, вернулась к ней. Мы положили камни на могилку, и присыпали ее землей, проговорив еще пару молитв.

Мы стояли, держась за руки, закрыв глаза, и клянясь, что никогда не забудем нашего особенного Пинки. Позже куст ее мамы, тот самый, почти дикий, выиграл главный приз в Манчестерской Ассоциации садоводов. Газеты пестрели фотографиями куста и вечеринки Пэрришей, устроенной, чтоб отпраздновать это.