Златоуст и Златоустка

– Перестаньте! – возмутился Клим Нефёдыч, протирая очки. – Я, например, человек близорукий…

– А я – близоногий, ближе ног своих не вижу, – весело признался Великогрозыч, помогая поднимать раскатившиеся металлические чашки и тарелки. – А ты, хозяйка острова, я вижу, искупалась?

Длинные мокрые волосы девушки поблёскивали капельками воды.

– Там как в бане! – сказала Златоустка, дразня белозубой улыбкой. – Теперь опять придётся идти, посуду мыть.

И девушка, всё ещё продолжая конфузиться, растворилась в дрожащем хрусталевидном воздухе, который способен рождать миражи и видения. Великогрозыч посмотрел ей вдогонку и мечтательно, протяжно заулыбался.

– А мы чего тут киснем? – спросил он, поворачиваясь. – Идёмте, искупаемся.

Клим Нефёдыч глаза опустил.

– Да я, – пробормотал, – без плавок.

– Ну, хоть в трусах, надеюсь? – Великогрозыч неожиданно развеселился и обнял профессора. – Мы же с вами теперь дикари. Папуасы. Можно хоть голышом. Или, по крайней мере, в набедренной повязке.

– Вы так считаете? – спросил профессор, внимательно разглядывая лист, только что сорванный с дерева.

– Ну, можете прикрыться этим листиком. А что вы там увидели?

– Как мудро всё устроено в природе. – Клим Нефёдыч стал рассказывать и пальцами показывать. – Для этих лесов характерны большие осадки. И вот смотрите, какой листок. Вот это – так называемый «капельный сток», чтобы вода побыстрее стекала. Мало того, что канавка придумана. Вы посмотрите, потрогайте. Эта канавка из воскового налёта.

– Это хорошо. – Великогрозыч хмыкнул. – Только я не понял: мы искупаемся или будем листики жевать?

Вода на мелководье прогрета была до самого донца – каждая ракушка обласкана лучами, каждая песчинка. Непуганая рыба – незнакомого обличья и странной расцветки – стояла на мели, стараясь держаться голубоватой тени от скалы. Песок под ногами – когда вошли в лагуну – показался не мокрым песком, а словно бы сухим, прогретым на вершок. Забывая обо всём на свете, резвясь, как дети, они пытались голыми руками рыбу ловить, но это оказалось делом бесполезным. Крупная рыба, словно отлитая из серебра и червленая золотом узорных плавников, лениво и сонно стояла в затени, едва-едва работая малиново-красными жабрами, но стоило приблизиться руке человека – откуда только прыть бралась у этого литого живого серебра.

– Бесполезно, – сказал профессор. – Они тут не дурнее нас. Великогрозыч «острогу» нашёл на берегу – длинную палку, с одного конца заострённую. Медленно шагая по мелководью, не дыша высматривая скользкую добычу, «первобытный охотник» с удивительной ловкостью умудрился наколоть на острогу штуки четыре крупных рыбины и ещё с десяток мелюзги.

– Хватит для первого раза, – объявил не без гордости. – Уха будет на ужин.

– Вы как настоящий дикарь, – похвалил профессор. – Какой азарт, какая страсть!

«Дикарь» потрогал обломившийся кончик остроги.

– Сюда бы наконечник. Металлический. Я тогда бы и на ужин наловил, и на базар маленько…

– Увы, придётся нам довольствоваться подручными средствами.

– Не придётся! – многозначительно возразил охотник с деревянной острогой. – Златоуста из меня не получилось, – самокритично признался. – Буду златокузнецом. А что вы так смотрите? Дед у меня дружил с кузнечным делом, батька тоже. Буду строить кузницу. Буду кузнецарь. Счастье-то надо нам где-то ковать или нет?

Купальщики вышли на берег, сели на жаркий песок, в первые секунды ощущая сковородочный припёк на ягодицах. Морская вода освежила, приободрила. Разнокалиберные глаза профессора помолодели, лучисто глядя из-за стёкол. И глаза Великогрозыча – широко раскрытые зрачки – наполнились голубовато-солнечными искорками.

С берегового гребня камешки посыпались – подошёл Галактикон-Ацтека. Пополоскал босые ноги, помолчал и взялся как будто шаманить или заниматься чародейством – бородищу свою начал отматывать от поясницы. И чем больше отматывал – тем больше становились глаза у тех, кто видел это чудо необыкновенного размера. Размотав бородищу, Ацтека снял драные и пыльные лохмотья, под которыми оказалась белое-белое, точно белёное тело. Но эта была белизна не болезненная: тугие мышцы проступали; синие вены из-под кожи выпирали узловатыми верёвками и верёвочками. Не обращая внимания, что его рассматривают, как диковину, Галактикон полез купаться, «забывая» бороду на берегу. Ему пришлось идти на глубину – метров на двадцать – прежде чем борода на песке зашевелилась и змеюкой поползла за своим хозяином.

Вволю наплескавшись, Ацтека развалился на песке – бороду развесил на прибрежных ветках, будто невод после рыбалки.

– Пещеру отыскал, – сообщил он глухо, как бы нехотя. – А вот насчёт пресной воды – извиняйте. Нету здесь ни родника, ни речки, – пояснил Ацтека, вытирая слезящиеся глаза. – Придётся нам, ребята, искать себе другое место жительства. Благо тут архипелаг – Архипелаг счастливых островов, я бы сказал.

– Погодите! – вспомнил профессор. – А золотаюшка еду готовила.

– Это вода из баков поезда, – напомнил Великогроз. – Там ещё осталось на два, на три денька, а потом не знаю, хоть репку пой.