Читаем Зло и свобода. Рассуждения в связи с «Религией в пределах только разума» Иммануила Канта полностью

Я не буду сейчас углубляться в объяснение нюансированного различения между «предрассудком» и «суеверием», которое Юм, вообще-то говоря, делает. Достаточно отметить следующее. «Предрассудки» – это «общие правила», которые мы составляем «необдуманно», т. е. без самостоятельной и критической рефлексии (типа «ирландец не может обладать остроумием, а француз – солидностью»). См.: Юм Д. Трактат о человеческой природе // Юм Д. Сочинения: в 2 т. Т. 1. М.: Мысль, 1996. С. 200 (в русском переводе соответствующего фрагмента используется термин «предубеждение», но в оригинале мы находим именно «prejudice», т. е. «предрассудок»). «Суеверием» же выступает «предрассудок», возникший из страха и проявляющийся в создании воображаемых объектов, наделяемых беспредельной мощью и злобностью. См.: Юм Д. О суеверии и исступлении // Юм Д. Сочинения: в 2 т. Т. 2. М.: Мысль, 1996. С. 519. Имея это в виду, безусловный запрет самоубийства (особенно в случае представления его исходящим от Бога) оправдано считать «суеверием» как «предрассудком» этого особого рода.

Вернуться

237

См.: Hume D. Of Moral Prejudices // Hume D. Essays Moral, Political, and Literary / E.F. Miller (ed.). Indianapolis: Liberty Fund, 1987. P. 538–539.

Вернуться

238

Причем задумаемся над этим вопросом, имея в виду ту несомненную истину, открываемую внимательным изучением истории любого государства, что «народ оказывается источником всей власти и законодательства», хотя это не нужно принимать за его осознанное согласие на учреждение власти и трактовать в смысле фикции «общественного договора»

(Юм Д. О первоначальном договоре // Юм Д. Сочинения: в 2 т. Т. 2. С. 657).

Вернуться

239

Юм Д. Англия под властью дома Стюартов. Т. 1. СПб.: Алетейя, 2001. С. 450.

Вернуться

240

Там же.

Вернуться

241

Кант учит: «…заповедь повинуйся начальству!

также моральна». О своей самой неординарной книге «Религия в пределах только разума» он пишет, что она «должна подавать пример такого повиновения». См.: Кант И. Религия в пределах только разума // Кант И. Трактаты и письма. М.: Наука, 1980. С. 83.

Вернуться

242

На такую утилитаристско-деонтологическую двойственность предписаний морального закона Канта давно обратили внимание исследователи. Некоторые из них полагают (рассматривая те же примеры тестирования максим поступков на универсальность из «Основ метафизики нравственности», к одному из которых обратились и мы), что авторитет кантовского морального закона зиждется исключительно на его (предполагаемой) способности обеспечивать благополучие тех, кто к нему обращается. См.: Henry F.A. The Futility of the Kantian Doctrine of Ethics // International Journal of Ethics. 1899. Vol. 10. No.l. P. 73–89.

Вернуться

243

Подчеркивая полноту такого отрицания наличного бытия, конечно, нужно сделать оговорку в отношении того, что Карл Мангейм называл «обволакивающими» это бытие и «трансцендентирующими» его представлениями, либо вписанными в соответствующую ему «картину мира» («идеология» в понимании Мангейма), либо противоречащими ей («утопия»). Важно то, что такие представления есть «идейное и духовное содержание», в «котором в конденсированном виде заключено все “негативное“, еще не реализованное, все нужды данной стадии и формы бытия. Эти духовные элементы становятся тем взрывчатым материалом, который выбрасывает данное бытие из его границ» (Мангейм К. Идеология и утопия // Мангейм К. Диагноз нашего времени. М.: Юрист, 1994. С. 165, 170). Конечно, само отрицание наличной действительности невозможно без опоры на такие «обволакивающие» ее представления, невозможно иначе как попытка их актуализации, следовательно, оно предстанет как ее самоотрицание. Однако такие представления есть именно отрицательные элементы содержания наличного бытия, и оно как таковое не может само указать на них в качестве позитивного ответа на наши критические вопросы, адресованные ему. Эти отрицательные элементы я должен найти и актуализировать (вначале в сознании, а затем – в действии) сам, и их нахождение и будет означать отрицание наличного бытия как оно существует в своей позитивности.

Вернуться

244

См.: Лейбниц Г.В. Опыты теодицеи о благости Божией, свободе человека и начале зла // Лейбниц Г.В. Сочинения: в 4 т. Т. 4. М.: Мысль, 1989. С. 159.

Вернуться

245

Это рассуждение во многом близко той «лакановской» интерпретации кантовского долга и ответственности «примеряющего» его к себе и своему окружению человека, которую предлагает Славой Жижек, и отчасти опирается на нее. См.: Zizek S. The Plague of Fantasies. L.; N.Y.: Verso, 1997. P. 221–241.

Вернуться

246

См.: Jameson F. The Vanishing Mediator: Narrative Structure in Max Weber // New German Critique. Winter 1973. No. 1. P. 52–89.

Вернуться

247

Перейти на страницу:

Все книги серии Политическая теория

Свобода слуг
Свобода слуг

В книге знаменитого итальянского политического философа, профессора Принстонского университета (США) Маурицио Вироли выдвигается и обсуждается идея, что Италия – страна свободных политических институтов – стала страной сервильных придворных с Сильвио Берлускони в качестве своего государя. Отталкиваясь от классической республиканской концепции свободы, Вироли показывает, что народ может быть несвободным, даже если его не угнетают. Это состояние несвободы возникает вследствие подчинения произвольной или огромной власти людей вроде Берлускони. Автор утверждает, что даже если власть людей подобного типа установлена легитимно и за народом сохраняются его базовые права, простое существование такой власти делает тех, кто подчиняется ей, несвободными. Большинство итальянцев, подражающих своим элитам, лишены минимальных моральных качеств свободного народа – уважения к Конституции, готовности соблюдать законы и исполнять гражданский долг. Вместо этого они выказывают такие черты, как сервильность, лесть, слепая преданность сильным, склонность лгать и т. д.Книга представляет интерес для социологов, политологов, историков, философов, а также широкого круга читателей.

Маурицио Вироли

Обществознание, социология / Политика / Образование и наука
Социология власти. Теория и опыт эмпирического исследования власти в городских сообществах
Социология власти. Теория и опыт эмпирического исследования власти в городских сообществах

В монографии проанализирован и систематизирован опыт эмпирического исследования власти в городских сообществах, начавшегося в середине XX в. и ставшего к настоящему времени одной из наиболее развитых отраслей социологии власти. В ней представлены традиции в объяснении распределения власти на уровне города; когнитивные модели, использовавшиеся в эмпирических исследованиях власти, их методологические, теоретические и концептуальные основания; полемика между соперничающими школами в изучении власти; основные результаты исследований и их импликации; специфика и проблемы использования моделей исследования власти в иных социальных и политических контекстах; эвристический потенциал современных моделей изучения власти и возможности их применения при исследовании политической власти в современном российском обществе.Книга рассчитана на специалистов в области политической науки и социологии, но может быть полезна всем, кто интересуется властью и способами ее изучения.

Валерий Георгиевич Ледяев

Обществознание, социология / Прочая научная литература / Образование и наука

Похожие книги

О смысле жизни. Труды по философии ценности, теории образования и университетскому вопросу. Том 1
О смысле жизни. Труды по философии ценности, теории образования и университетскому вопросу. Том 1

Казалось бы, в последние годы все «забытые» имена отечественной философии триумфально или пусть даже без лишнего шума вернулись к широкой публике, заняли свое место в философском обиходе и завершили череду открытий-воскрешений в российской интеллектуальной истории.Вероятно, это благополучие иллюзорно – ведь признание обрели прежде всего труды представителей религиозно-философских направлений, удобных в качестве готовой альтернативы выхолощено официозной диалектике марксистского толка, но столь же глобальных в притязаниях на утверждение собственной картины мира. При этом нередко упускаются из вида концепции, лишенные грандиозности претензий на разрешение последних тайн бытия, но концентрирующие внимание на методологии и старающиеся не уходить в стилизованное богословие или упиваться спасительной метафорикой, которая вроде бы избавляет от необходимости строго придерживаться собственно философских средств.Этим как раз отличается подход М. Рубинштейна – человека удивительной судьбы, философа и педагога, который неизменно пытался ограничить круг исследования соразмерно познавательным средствам используемой дисциплины. Его теоретико-познавательные установки подразумевают отказ от претензии достигнуть абсолютного знания в рамках философского анализа, основанного на законах логики и рассчитанного на человеческий масштаб восприятия...

Моисей Матвеевич Рубинштейн

Философия / Образование и наука